-- Бросил вас, что ли?
Говорить не хотелось, но отказ от разговора мог породить обиду, а может, и еще что-нибудь -- что там полагалось по законам зоны. Мог и ничего не породить, но Ирина все же ответила. Тихо-тихо, в колени, все так же прижимаемые к груди:
-- Его завалило... в лаве...
-- Забойщик? -- по-шахтерски спросила Ольга.
Еле уловимый кивок разрешил и ей открыть свою тайну:
-- И моего -- в шахте... Метаном шарахнуло. Мне лет семь было... А тебе?
Два тоненьких девичьих пальчика поднялись над коленками.
-- У-у, так ты его, наверно, и не помнишь?..
Вот тут уж Ирина точно не ответила. Наверное, потому что и не знала, помнит она его или нет. Есть в памяти какой-то цветовой мазок: что-то черное, может быть, фуфайка, а может, и лицо после смены. Не всегда же, как рассказывала мама, в шахтную баню подавали воду. И, как тоже рассказывала мама, иногда домой приходил мыться отец. Может, именно это и запомнилось: все-таки людей с черными лицами она до того не видела. Но Ирина не была уверена, что воспоминание -- об отце. И поэтому он существовал внутри нее как неощутимый, неродной образ. Не хватало, наверное, прикосновения его рук, звука его голоса, запаха его пота.
-- У меня и мамаши нету, -- почему-то хвастливо сказала Ольга. -Свалила с хахалем на Север, да там ее след и затерялся. Бабка у меня. Сколько живет -- столько мучается... Тебя за что к нам закантовали?
-- По ошибке, -- все так же тихо ответила Ирина, точно речь все еще шла об отце.
-- Ты чего туфту гонишь?! -- возмутилась Ольга. -- Статья у тебя какая?
-- Восемьдесят девятая. Три года, -- заученно ответила Ирина фразой, которой она уже десятки раз обозначала себя и в следственном изоляторе после приговора, и на этапе, и в колонии.
-- Детский срок, -- пофорсила Ольга. -- У меня "пятак" по сто семнадцатой.
Номер ничего для Ирины не обозначал. Уголовного кодекса она не знала и на браваду отреагировала так, будто бы ей вообще ничего не сказали.
-- Мне только по двум третям освободиться можно, -- не унималась Ольга. -- А ты сопли развозишь про три года. Тебя, если эту отсидку в ДИЗО тихо спишут, после года выпустить могут, а вот мне...
-- А ты... ну, за что? -- вдруг ощутила Ирина необычность собеседницы.
-- За лохматую кражу.
-- Я не пони...
-- Фу ты! Я ж забыла: ты по фене не ботаешь! -- встрепенулась Ольга. -- Лохматая кража -- это изнасилование.
-- Ты -- за изнасилование?! -- вот теперь уж точно удивилась Ирина. -- Это ж только ребят...
-- Ну да! Нас таких в зоне -- семеро, -- с недовольством, что приходится себя лишать ореола исключительности, но все же призналась ей Ольга.