Она искоса взглянула на меня.
— Профессионал. Полагаю, о роде занятий спрашивать не следует.
— Лучше не надо, — сказал я. — А то я могу случайно проболтаться.
— Но все равно я считаю, что ты работаешь на правительство. Даже если…
— Даже если что?
Она покачала головой.
— Не знаю. И, наверное, не хочу знать. Но с чего ты взял, что то, что себя выдал, может гарантировать нам безопасность дома?
— Твой отец действовал наспех, и потерял двоих из своих людей — по крайней мере, временно. Он не захочет совершить ту же ошибку во второй раз. Он обязательно догадается, что я не просто заезжий бабник, и обязательно захочет кое-что обомне разузнать, прежде, чем предпринимать какие-то действия.
— Да будет так, — сказала она, — потому что мы уже приехали.
Мы свернули на подъездную дорожку, ведущую к голубому домику и вошли внутрь, попутно забрав газету, лежавшую на ступеньке крыльца. И тут меня снова охватило все то же самое безотчетное чувство стыда. Я доставил девушку домой уже засветло после длинной и бурной ночи.
Собачья подстилка представляла собой мягкий матрасик, выстилающий дно вместительной плетенки, стоящей перед небольшим камином у дальней стены гостиной. После того, как за нами закрылась дверь, мирно дремавший пес все же соблаговолил обратить на нас внимание, открыв один глаз и с опаской взглянув в нашу сторону, после чего снова с облегчением закрыл его: мы были явно не из той разновидности человекообразных, кто пинается ногами.
— Замечательный сторожевой пес, — похвалил я. — Я читал, что изначально их использовали для охоты на леопардов, но, похоже, современная порода измельчала настолько, что её удел — это зайцы и собачьи выставки. Похоже, что чем больше заводчики борются за чистоту породы, тем трусливее становятся собаки. Просто удивительно.
Я намеренно подзадоривал её, и она незамедлительно отреагировала на брошенный вызов, встав горой на защиту своего любимца.
— Ты не справедлив! Просто потому, что он не… я требовала от него слишком многого. Он просто не понял.
— Может быть и так, — согласился я, — но только бы я все равно не взял бы его для охоты на рыжую рысь, а ведь те кошки весят не больше тридцати фунтов… Ну ладно, ладно, — примирительно сказал я, усмехаясь, в то время, как она заводилась все больше и больше. — Все дело в том, что он большой и храбрый пес, и ему просто не хотелось сделать больно тем бедным маленьким балбесам… Ой!
Она ударила меня ногой. Тогда я сгреб её в охапку и мы ещё какое-то время поборолись, причем, с её стороны удары наносились далеко не всегда «понарошку». Она была просто вне себя от злости. Но затем её пыл утих, и она рассмеялась, а потом вдруг охнула, и, проследив направление её взгляда, я увидел, что она смотрит на наши отражения в большом зеркале, висевшем на стене у двери: парочка всклокоченных идиотов, невыспавшихся и в помятой одежде. Мойра высвободилась из моих объятий и подошла к зеркалу.