— … поддамся вашим гибельным чарам, чтобы лишь…
— … девушки, которые мечтают видеть меня своим мужем.
— … желать вас еще больше, когда вы уедете.
Они замолчали одновременно, глядя друг на друга, чувствуя, как воздух между ними сгущается и наполняется жаром. На этот раз Тристан точно знал, что Изобел испытывает то же самое. Глаза ее воинственно сверкали, грудь тяжело вздымалась. Проклятие, ему хотелось впиться поцелуем в ее алый рот и овладеть Изобел прямо здесь, на сене.
— Думаю, вам следует уйти…
Зацепив ногой ножку ее табурета, Тристан придвинул Изобел к себе. Не обращая внимания на ее изумленный возглас, он обхватил ладонями ее лицо, наклонился и прижался губами к ее губам. Они были такими же нежными, какими он их запомнил.
Ее губы робко раскрылись — теплое прерывистое дыхание Изобел выдавало смятение и страх. Впивая незабываемый, неповторимый вкус ее губ, Тристан глухо застонал. Ему не показалось странным, что Изобел не оттолкнула его. Нежные жадные движения его языка лишили ее сил. Сжав ладонью затылок Изобел, Тристан впился в ее губы. Он наслаждался их пьянящей сладостью, как истомленный жаждой путник, приникший к ручью. Его сердце бешено колотилось, а плоть горела огнем. Он знал: ему следует остановиться, пока он в силах совладать с собой.
Тристан медленно прервал поцелуй и посмотрел Изобел в глаза.
— Простите меня, — прошептал он. — Перед вами так трудно устоять.
Изобел смерила его долгим взглядом и моргнула, прогоняя наваждение. Ее затуманенные страстью глаза блеснули гневом. Она молчала, но пальцы ее яростно комкали ткань юбки. Ей явно хотелось что-то сказать. Наконец Изобел поднялась, снисходительно улыбнулась горцу и одним ловким пинком вышибла из-под него табурет.
–. К счастью, мистер Макгрегор, — сердито проговорила она, наклоняясь, чтобы поднять ведро с молоком, — мне устоять перед вами вовсе не трудно.
С этими словами Изобел бросилась прочь из сарая, расплескивая молоко.
Едва дверь сарая захлопнулась, Тристан приподнялся на локтях.
— Итак, похоже, я снова стал «мистером Макгрегором», — с досадой произнес он.
Тристан поднял упавший табурет и, встав на ноги, уныло посмотрел на Гленни:
— Как ни прискорбно, сдержанность не входит в число моих добродетелей, но я над этим работаю.
Изобел закрыла дверцу сарая и тяжело привалилась к ней, прижимая руку к груди. Ей требовалось время, чтобы отдышаться, собраться с силами и привести в порядок мысли. Поняв, что последнее неосуществимо, она в ужасе закусила губу. Ее мгновенно захлестнула паника. Боже милостивый, этот мужчина так целуется! Он знает, как заставить ее потерять голову. Изобел зажмурилась, вспомнив взгляд Тристана, полный желания. А потом, хотя он и оторвался от ее губ, ненасытная, едва сдерживаемая страсть его разгорелась еще сильнее. Макгрегору мало было поцелуев. Он хотел овладеть ею. Об этом говорило его тело, его жадный рот, его язык. Это страстное мужское вожделение ошеломило Изобел. Кожа ее горела огнем. Как тут собраться с мыслями, когда перед глазами крепкое обнаженное тело Макгрегора, сильного, распаленного желанием, исполненного решимости одержать победу? И как удержать его на расстоянии, если каждая его улыбка, каждый пылкий взгляд толкают ее все ближе к поражению?