— Боже правый! Ты когда-нибудь такое видал? — Я не сразу узнал дрожащий от страха голос Пьеро. — Он только в лицо нанес ей шесть ударов!
— И ее матери тоже, — отозвался Бернардо.
— А Кристофоро-то за что?
— Раз Уго отравился, стало быть, Кристофоро поменял скелетики.
— Но зачем?
— Не вижу никакого смысла. А как Алессандро?
— Он все еще умоляет его пощадить.
— А Джованни?
— Кто знает?
Шаги приблизились к моей кровати. Очевидно, Пьеро склонился надо мной, потому что я вдруг почувствовал запах жира, которым он смазывал волосы. Мне пощупали шею.
— Еще дышит.
Пьеро приподнял мне веко, затем другое и пристально вгляделся мне в глаза. Потом нагнулся послушать мое сердце, и запах жира от его лысой головы ударил мне в ноздри. Меня чуть не стошнило. Рвота подступила к самому горлу, но я не решился блевануть. Я сед и, вспомнив историю о Сократе, выдавил дрожащим голосом:
— Отдайте Томмазо десять скудо, которые я ему должен. После чего снова, как мертвый, упал на подушки.
— Что он сказал? — удивленно прошептал Бернардо.
Тут дверь отворилась, и Миранда с криком: «Ваbbо! ВаЬЬо!» — бросилась мне на грудь.
Она кричала так жалобно, что у меня разрывалось сердце.
— Дьявол борется за его душу, — сказал Бернардо. — И дьявол побеждает.
— Нет, babbo, нет! — крикнула Миранда.
— Так ему и надо! Он все испортил, — проворчал Бернардо, выходя за дверь.
Я услышал, как Пьеро шепчет Миранде:
— Пойдем со мной. Я дам тебе оливкового масла. Если ты вольешь ему в глотку масла, то, возможно, спасешь его.
— Скорее, прошу вас! — взмолилась Миранда.
— Не беспокойся, — хихикнул Пьеро. — Он выживет. Из коридора все еще доносились шаги снующих людей, крики и стоны. Слуги, заскочив посмотреть на меня, тут же убегали, будто опасаясь что-нибудь пропустить. Вскоре Миранда вернулась, приподняла мне голову и влила в рот оливковое масло. Через пару минут у меня началась такая рвота, что я мог бы изрыгнуть самого Иону. Миранда смеялась сквозь слезы и целовала меня.
— Babbo жив! — твердила она.
В комнату зашел Томмазо, брезгливо отвернувшись от моей блевотины.
— Что стряслось? — подозрительно спросил он.
— Что стряслось? — выдохнул я. — Дурак! Меня отравили!
— Еда Федерико не была отравлена, — нахмурился Томмазо.
— Нет, была! — сердито отрезала Миранда. — Что ты несешь? Babbo чуть не умер!
Она едва не набросилась на него с кулаками, но я прошептал:
— Принеси мне, пожалуйста, кусочек хлеба, Миранда!
Как только она вышла из спальни, я спросил:
— В чем дело? Ты же сам сказал мне: «Яд!»
Томмазо изумленно уставился на меня широко раскрытыми глазами.