— Да ты что? Будь еда Федерико отравлена, я предупредил бы тебя. Он отравил их пирожные!
Господи Иисусе! Выходит, все наоборот! Теперь я понял, почему Федерико не скупился на подарки и почему он был так удивлен, когда я в корчах упал на пол. Он собирался отравить Джованни, Эмилию и Пию, и то, что я притворился умирающим от яда, спутало ему все карты. Однако я по-прежнему никому не мог открыть правду.
— Но почему герцог убил Кристофоро? — спросил я.
Томмазо пожал плечами.
— Очевидно, он подумал, что Кристофоро предал его.
— Разве не Алессандро…
— Алессандро работал на герцога с той самой минуты, как приехал.
Откуда Томмазо это знал? Желая убедиться, что меня не заманивают в западню, я сказал:
— Мне действительно стало плохо! И косточка у меня в руке потеплела…
— Дай-то Бог, чтобы Федерико поверил тебе! — фыркнул он в ответ.
Федерико сидел за столом в доспехах, с саблей на боку. Я никогда раньше не видел его в военном обмундировании и сразу понял, каким грозным он кажется в бою врагам. За ним стояли Бернардо, Чекки и Пьеро. Алессандро не было — Федерико заточил его на время, пока не разберется в точности, что же произошло. Я медленно подошел к герцогу, поскольку совершенно обессилел от рвоты. Когда я встал перед ним, он вдруг вскочил, схватил меня обеими руками за шею и поднял вверх.
— Почему ты жив, черт возьми, в то время как мой лучший повар мертв?
У меня все поплыло перед глазами.
— Ваша светлость!
Я задыхался. Стук сердца отдавался у меня в ушах, я ощущал во рту вкус собственной крови.
— Это благодать Божья, ваша светлость! — воскликнул Чекки.
— Благодать?
Федерико отпустил меня, и я, харкая и откашливаясь, шлепнулся на пол.
— Если бы Эмилия и ее мать были отравлены, папа римский обвинил бы вас, — объяснил Чекки. — Но поскольку Уго стало плохо, теперь все знают, что злоумышленники покушались на вашу жизнь. Вам просто пришлось принять ответные меры. И отъезд Джованни послужит доказательством его вины!
Я готов был облобызать Чекки туфли! Неудивительно, что его называли корсольским Цицероном. Идея была поистине блестящая, и я возблагодарил Господа за то, что этот уважаемый и благородный синьор во второй раз встал на мою защиту.
— Жаль, что Уго не помер, — проворчал Бернардо. (Вот сволочь!) — Его смерть была бы самым убедительным доказательством намерений Джованни. Хотя… мы еще можем убить Уго.
— Но если его спросят, он скажет, что был отравлен, — сказал Чекки.
— Меня действительно отравили! — воскликнул я и, с трудом встав на ноги, протянул косточку, которую сам заранее разломал пополам. — Пресвятая Дева Мария сказала: если меня отравят, кость единорога сломается…