Выпавший первый снег недолго пролежал на улицах Москвы. Ударившие декабрьские морозы неожиданно отступили, превращая белый пушистый снег в грязную талую воду, хлюпающую под ногами москвичей.
Кладбищенская земля, пропитанная влагой, превратилась в густой вязкий кисель, налипающий на подошвы ботинок.
Курсанты Академии ФСБ, едва передвигая ноги, несли полированный гроб, за ними нестройной вереницей с венками в руках двигались родственники, друзья, коллеги по службе. Замыкали шествие музыканты и бойцы почетного караула.
Параллельно траурной процессии в стороне шел молодой человек в длинном черном пальто, с четырьмя ярко-красными гвоздиками. Он остановился в полусотне метров от свежевыкопанной могилы и, сложив внизу живота руки в тонких черных лайковых перчатках, с бесстрастным видом наблюдал за сценой прощания. В основной массе среди мужчин в военной форме преобладали синие околыши офицеров госбезопасности, хотя были и офицеры армии.
Церемония прощания не затянулась надолго, после коротких речей коллег по службе и близких гроб под траурную музыку и прощальный салют опустили в землю.
После того как возле тяжелого дубового креста вырос холм свежей земли, присутствующие стали укладывать вокруг могилы венки. Затем, тихо переговариваясь, процессия скорбящих двинулась к главному выходу.
Молодой человек дождался, когда все скрылись из виду, и медленно подошел к свежей могиле.
Гвоздики он положил среди венков, несколько минут молча постоял над могилой, склонив голову, потом снял перчатку с левой руки и протянул ее к черной, расписанной золотом траурной ленте с надписью: «Григорию от братьев. Помним, скорбим, отомстим».
Расправив ленту, его пальцы скользнули вверх к колючим лапам хвои, переплетенным с желтыми головками голландских роз. В одном из бутонов виднелась кем-то воткнутая гильза, поблескивающая медью пробитого капсюля. Большой и указательный пальцы, ухватив металлический предмет, вытащили его наружу.