— Шуровку. Ту большую кочергу.
И он показал на длинный железный прут, у которого один конец был заострен, а другой загнут в форме ручки.
— Засунь-ка ее в шлак и сбивай нагар. Это надо делать каждый день, иначе скопится слишком много и можно сломать решетку, когда будешь ее очищать. Тогда крику не оберешься.
Жюльен очистил еще поддувало в виде длинного резервуара под топкой и влил в него два ведра воды.
— Лей побольше воды, — пояснил Морис, — от этого тяга становится лучше.
Спустившись во двор, чтобы наполнить ведра, Жюльен сунул под кран голову и руки. Ледяная вода вернула ему силы. Неся полные ведра, он с удовольствием чувствовал, как прохладные капли стекают у него по спине.
Мальчики вынесли золу в двух больших ящиках, оставив только небольшую кучу около печи.
— Эту золу мы смочим, — объяснил Морис, — и прикроем ею огонь, прежде чем идти спать.
Печь была растоплена, плита и очаг под мойкой вычищены. Теперь оставалось натаскать угля. Морис взял пустой мешок из-под сахара, надел его на голову наподобие капюшона, и они спустились в задний дворик по узкой лестнице, где было почти совсем темно.
— Зимой приходится этим заниматься между часом и двумя, потому что вечером ничего не видно, — сказал Морис.
— А что, ни во дворе, ни на лестнице нет света?
— Нет. Но, когда привыкнешь к лестнице, идешь спокойно.
Он поставил около кучи угля два больших деревянных ящика.
— Нагружай, — сказал он, — а я поднимусь наверх с одним ящиком, пока ты наполнишь следующий. Я схожу десять раз, и ты десять. Этого достаточно.
Морис быстро сделал свои десять рейсов. Жюльен дал ему лопату, натянул на голову мешок и взялся за ящик. Сравнительно легко ему удалось поставить его на плечо и подняться на несколько ступеней по лестнице. Он шел согнувшись, с опущенной головой, поддерживая ящик руками. Свет, струившийся из двери цеха, слабо освещал только верхнюю площадку. Жюльен нащупывал ногой неровные ступени. Он тыкался в стену локтем и несколько раз чуть не сорвался вниз под тяжестью ящика. Наверху пришлось наклониться, чтобы пройти в дверь. Дойдя до угольного ящика, мальчик приподнялся на цыпочках, вытянул вперед руки и высыпал уголь. Огонь ярко пылал. Здесь, в углу, было невыносимо жарко. Над водой в поддувале висел пар, словно над рекой Ду весенним утром. Временами пар скрывал отражение черной решетки и раскаленного докрасна угля.
После четвертого рейса Жюльен опустился на ящик, стоявший у дверей сарая.
— Что, брат, совсем сморило? — спросил Морис.
Жюльен затряс головой, как лошадь во время водопоя.
— Дай минутку передохнуть, — попросил он.