Клуттиг мгновенно пришел в себя.
— Дружище, Гай, как это тебе удалось…
— Приложил немного ума, — донеслось с другого конца провода.
В аппарате щелкнуло — Гай повесил трубку.
Клуттиг присел на край кровати и уставился перед собой, затем, просунув руку под пижаму, он нервно почесал под мышкой. Нужно было действовать немедленно. Наскоро одевшись, Клуттиг помчался к лагерю. Через стражу у ворот он предупредил часовых на вышках, что идет в лагерь, захватил с собой одного из блокфюреров, наспех объяснил ому, в чем дело, и бросился к шестьдесят первому бараку. Влетев за перегородку, он включил яркий карманный фонарь и рявкнул:
— Встать!
Еще ничего не понимая, поляки, сразу очнувшись, повскакали с постелей. Цидковский инстинктивно набросил на койку одеяло и стал возле нее.
Клуттиг заметил его движение. Зацепив одеяло фонарем, он мгновенно сбросил его. Оледенев от ужаса, Цидковский и его помощники уставились на пустую постель. Клуттиг понятия не имел о том, как поразило исчезновение ребенка поляков. В бешеной спешке он обыскивал помещение, яростными пинками откидывая сенники санитаров. Боясь заразиться, он не решался притронуться к чему-либо рукой и поэтому лишь ворошил все сапогом и рыскал глазами по бараку. Ничего не найдя, он погнал поляков перед собой в помещение для больных, осветил фонарем каждый угол, наконец заорал:
— Всем встать!
В овощных закромах зашевелились напуганные «легкие» больные, а на сенниках так же безучастно остались лежать «тяжелые».
Клуттиг направил луч фонаря Цидковскому в лицо.
— Ты понимаешь по-немецки, собака?
Цидковский кивнул:
— Я немного.
— Все должны встать! Живо, живо! — замахал руками Клуттиг.
Цидковский передал приказание по-польски. Из «закромов» выползли больные поляки и выстроились в ряд. К ним присоединились заключенные других национальностей, которые теперь тоже сообразили, что от них требуется. Клуттиг светил фонарем на все нары.
— А эти что? — грубо буркнул блокфюрер, указывая на сенники.
Цидковский всплеснул руками.
— Умирают или уже умерли…
— Врешь, негодяй! — заорал на Цидковского Клуттиг. — Долой этот сброд! — и он сбросил сапогом с сенника одного из лежавших. Санитары принялись поднимать тяжелобольных. В помещении было тесно, и им приходилось класть стонавших страдальцев чуть ли не друг на друга. Клуттиг топтал ногами сенники, тыкал сапогом под них, но поиски его были безуспешны.
Пронзительно крича, загнал он Цидковского и санитаров за перегородку и стал орать на них:
— Где ребенок? Сейчас же говорите, свиньи вонючие!
Санитары спасались по углам от его яростных пинков. Цидковский, все еще недоумевая, куда делся ребенок, бормотал: