Бохов тоже ушел в свой барак. Кремер остался один.
Двенадцать часов!
Напряжение достигло предела.
Пять минут первого! Все еще ничего нового. У ворот тоже никакого движения.
Глубоко засунув руки в карманы, Бохов шагал по своей комнате. В бараках парила мертвая тишина.
Десять минут первого!
И вдруг — голос Рейнебота в громкоговорителе. Этого ждали, и все-таки он больно хлестнул по нервам:
— Лагерный староста! Прикажите построиться!
Кремер стоял, согнув шею, словно ожидая удара по затылку. Приказ был повторен резче, хлестче:
— Марш к воротам!
Блоки загудели.
— Спокойствие, товарищи, спокойствие! Четверть первого.
Солнце сверкало. Перистые облака, радуя взор, плыли по голубому небу.
Двадцать минут первого.
Из громкоговорителя раздался крик:
— Где весь состав лагеря? Немедленно выходить!
Кремер оставался на том же месте. Теперь он тяжело повернулся и сел за стол. Широко раскинув локти, он подпер голову кулаками.
В бараках шум стих. Заключенные стояли у окон. Перед ними был пустой апельплац.
Внезапно заключенные в передних рядах бараков пришли в движение. Вытягивая шеи, одни через плечи других, они старались рассмотреть, что происходит у ворот.
Кремер тоже вскочил и поспешил к окну.
Две легковые машины въехали на апельплац и остановились. Из первой выпрыгнули двое: Клуттиг и Камлот. Из второй вышли Швааль, Вейзанг и Виттиг.
И вот гроза надвинулась! Несколько сот эсэсовцев промаршировали через ворота. Камлот отдал какие-то распоряжения. Были установлены пулеметы и в них вложены патронные ленты. За пулеметами разместилась цепь эсэсовцев с автоматами и фаустпатронами.
Кремер чувствовал, как у него пульсирует кровь в висках.
Если откроют огонь, прежде всего пострадают передние ряды бараков. Заключенные в панике отпрянули от окон.
— Сейчас начнется! Сейчас начнется!
Они метались, заползали под столы и скамьи. Несколько наиболее храбрых все же остались у окон.
— Начальник поехал по лагерю! — закричали они.
Кремер торопливо окинул взглядом представившуюся ему картину. На главной вышке и на других началась суета. Часовые устанавливали пулеметы и наводили их на бараки.
Кремер выбежал из барака.
Машины проехали в глубь лагеря, к последним рядам бараков. Здесь они остановились. Кремер побежал к ним. Первым выпрыгнул из машины Клуттиг и бросился к ближайшему бараку. Это был барак номер тридцать восемь!
Швааль выбрался из своей машины.
— Почему заключенные не строятся? — заорал он на Кремера.
Дернув дверь, Клуттиг ворвался в барак. Его глаза за толстыми стеклами очков сверкали; он быстро огляделся. Все заключенные при его внезапном появлении встали. Рунки поспешно спрятался где-то позади. Клуттиг, выпятив нижнюю челюсть, осматривал одного за другим безмолвных людей. Вдруг его глаза расширились. Он оттолкнул двух стоявших перед ним заключенных и шагнул вперед. На столе старосты он увидел ребенка. Мальчик задрожал и испуганно ухватился за Бохова, который обнял его рукой. Клуттиг раскрыл рот, и кадык у него запрыгал. Бохов стоял не шевелясь. Заключенные оцепенели.