— Он старший санитар лазарета.
— Ага! — снова повторил Рейнебот. — Вот, значит, как обстоит дело! — и кивком дал понять Кремеру, что тот ему больше не нужен.
Команда зашагала назад.
Двое сидевшие в углу вещевого склада не знали, что у них был тайный слушатель в лице Цвейлинга.
Он пришел в камеру совершенно неожиданно. Пиппиг, стоявший в проходе между мешками с одеждой и внимательно следивший за тем, что происходило в углу, его не заметил. Но Цвейлинг, взглянув на Пиппига, сразу понял, что в глубине склада творится что-то необычное. Он тихонько подкрался сзади к ничего не подозревавшему Пиппингу и своим тягучим голосом спросил:
— На что это вы пялите глаза?
Пиппиг мгновенно повернулся и в страхе уставился на открытый рот Цвейлинга. Шарфюрер криво усмехнулся и злобно сказал:
— Теперь — ни звука!
— Господин гауптшар…
— Молчать! — грозно зашипел тот на Пиппига, на цыпочках приблизился к штабелям из мешков и стал прислушиваться.
Гефель и Кропинский вышли из глубины склада, заставили проход мешками и уже направились к выходу, как вдруг очутились лицом к лицу с начальником камеры. У Гефеля застыла кровь в жилах, сердце заледенело. Но он мгновенно овладел собой. Равнодушно указав на несколько штабелей, он внешне спокойно обратился к Кропинскому:
— А потом положишь мешки с вещами сюда.
Цвейлинг тоже принял равнодушный вид.
— Разбираете вещи?
— Так точно, гауптшарфюрер, — чтобы не завелась моль.
Кропинский, хорошо владея собой, загородил проход еще одним штабелем.
Цвейлинг быстро подошел к Кропинскому, пнул его коленом пониже спины и отодвинул мешки в сторону.
В передней части вещевой камеры стоял Пиппиг и, дрожа от страха, следил за Цвейлингом, который исчез в глубине склада. Понимая всю опасность положения, Гефель и Кропинский обменивались взглядами.
Когда Цвейлинг вдруг вырос из-за мешков, малыш, спасаясь от эсэсовца, забился в угол и сжался в комок. Тут подошел Гефель. Цвейлинг растянул рот в глупой ухмылке, отчего кожа складками легка вокруг подбородка, образовав что-то вроде венца.
— Так! Ясно! Здесь завелась моль, — хитро сказал он.
Коварное дружелюбие его тона насторожило Гефеля, и он решил пойти прямо навстречу опасности. Только мужество и полнейшая откровенность могли как-то спасти положение.
— Гауптшарфюрер… — начал Гефель.
— Ну что?
— Мне хотелось бы вам объяснить…
— Ну, понятно. Как же иначе? — Цвейлинг носком сапога указал на ребенка. — Захватите-ка эту моль с собой.
Кропинский побрел за Гефелем и Цвейлингом и тоже вошел в кабинет начальника. Гефель опустил ребенка на пол, и малыш робко заполз в угол. Цвейлинг пренебрежительно махнул рукой в сторону Кропинского, и тому пришлось удалиться.