Заключенные по освобождении пошли к Лидии. Их встретили, как мучеников; они обратились к братьям с последними словами поучения и утешения и отправились в путь. He было еще города, который Павел так полюбил бы, и где и его так любили бы. Тимофей, которого преследование не коснулось, и Лука, игравший второстепенную роль, остались в Филиппах. Луке суждено было свидеться с Павлом лишь 20 лет спустя.
Выйдя из Филипп, Павел и Сила пошли по Эгнатийской дороге, направляясь в Амфиполис. Это был один из прекраснейших дней всех путешествий Павла. По выходе из равнины Филипп, дорога вступает в веселую долину, окруженную высокими громадами Пангея. Тут обрабатывается лен и растения самых умеренных стран. Во всех горных лощинах виднеются большие деревни. Римская дорога сделана из мраморных плит. На каждом шагу, почти под каждым платаном, глубокие колодцы, наполненные водой, идущей прямо из соседних снежных залежей и профильтрованной толстыми слоями гористой почвы, представляются взорам путника. Скалы из белого мрамора дают проход маленьким, поразительно прозрачным речкам. Вот где научаешься почитать хорошую воду одним из перворазрядных даров природы. Амфиполис был большой город, столица провинции, расположенный приблизительно в часе ходьбы от устья Стримона. Апостолы, по-видимому, не остановились там, быть может потому, что это был город чисто греческий.
Оттуда апостолы, выйдя из Стримонского лимана, пошли между морем и горами через густые леса и луга, доходящие до самого песчаного прибережья. Первый привал, под платанами, около очень холодного источника, выходящего из песка, в двух шагах от моря, - прелестное место. Затем апостолы вступили в Авлон Арефусский, глубокую впадину, нечто вроде Босфора, вырубленного в скалах, по которой воды внутренних озер текут в море; они прошли, вероятно не заметив ее, мимо могилы Эврипида. Красота деревьев, свежесть воздуха, стремительность течений, крепость всякого рода кустарников и папоротников, все это напоминает местечко из Большой Шатрезы или Грезиводана, заброшенное на порог огненной печки. Действительно, бассейн Мигдонийских озер нестерпимо горяч; поверхность его точно из расплавленного олова; только ящерицы, плавая с головой, высунутой из воды, в поисках тени бороздят ее. Стада к полудню становятся какими-то удрученными; если бы не жужжание насекомых, да пение птиц, можно было бы подумать, что находишься в царстве смерти. Пройдя, не останавливаясь, через городок Аполлонию, Павел обошел озера с юга и, следуя почти до конца по равнине, центральное углубление которой они занимают, пришел к подножью маленького горного хребта, замыкающего с востока Фессалоникийский залив. При восхождении на вершину этих холмов, на горизонте во всем своем великолепии открывается Олимп. Подножие и средняя часть склона горы сливаются с синевой неба; снега на вершине кажутся эфирным дворцом, висящим в пространстве. Но увы! Уже тогда священная гора была опустошена. Люди взобрались на нее и убедились, что боги уже не живут там. Цицерон, в изгнании смотря на эти белые верхушки из Фессалоники, знал, что там ничего нет, кроме снега и скал. Павел, конечно, и смотреть не стал на эти волшебные для другой расы картины. Перед ним был большой город, и он на основании опыта своего предвидел, что найдет в нем превосходный базис для основания чего-нибудь крупного.