Счастливый, я отошел в сторону, а директор уже называл другую фамилию, вызывая следующего новиция.
В ризнице я переоделся. Резко повернулся, чтобы возвратиться в костел, наступил на сутану и чуть не упал. Странно чувствовал я себя в этом одеянии, ходить в нем было неудобно, но я ликовал, ибо стал членом сообщества, почти равным наставнику. Так хотелось, чтобы сейчас меня увидела мать. Ведь она мечтала о духовной карьере для меня.
После нас наступил черед давать обет девушкам. Затем Ринальди взошел на амвон, прочитал предназначенную на это воскресенье главу из священного писания и, воздев руки, вновь благословил нас, сказав.
— Вы пополнили наши ряды, возрадовали господа бога, церковь, монастырь, все миссии. Видя вашу преданность всевышнему, многие присутствующие здесь плакали, потому что они восхищаются вами, некоторым даже кажется, что вы расстаетесь с жизнью. Да, велика ваша жертва! Вы попрали наслаждения и радости мира сего, богатство и почести. Но вы будете тысячекратно еще более ценимы, когда приобщите язычников к истинному богу. Вы — свет мира, духовные маяки человечества. Живите, и да дарует вам бог силы, чтобы переносить тяжкие муки, ибо жизнь вас не будет баловать.
Его последние слова меня особенно взволновали. Отныне все монахи стали мне еще более близкими, ведь я теперь такой же, как и они. Я был горд. Теперь я ни за что не хотел бы вернуться на родину. Меня манили далекие миссии, я был просто помешан на них. Хотелось побыстрее уехать в джунгли Америки, жить там среди индейцев или отправиться в Конго, к неграм, — словом, туда, где подвизались салезианские миссионеры.
Когда торжественный молебен был завершен, все монахи построились в центральном нефе, и, когда мы медленно проходили мимо них, они каждого из нас поздравляли и целовали в щеку. В тишине храма звучали лишь их слова: «Pax tecum! Pax tecum!»[13]
Я не чувствовал ног под собою. Монастырь приготовил нам торжественный обед. Хор пел нам хвалу, а мы, герои дня, уселись между старшими монахами. Меня, как отличившегося, мученика, ректор Ринальди усадил рядом с собою. Я был горд этим, но заметил, что все поглядывают на меня с завистью, а ведь это тоже греховное чувство. Воистину, peccatur intra muros et extra[14], утешал и оправдывал я себя.
— Дрожайшие сыны мои, вас обрел неутомимый дух священника Иоанна Боско. Этот дух поведет вас в языческие страны, дабы зажечь там огонь истинной веры. Так пусть же он никогда не угасает в ваших сердцах. Знайте, что труд и терпение все преодолевают.