Хроники любви (Краусс) - страница 77
Той ночью подул ледяной ветер. Когда дети проснулись, они подошли к окнам и увидели, что мир покрылся льдом. Самая маленькая девочка закричала от восторга, и ее крик пронзил тишину и взорвал корку льда на огромном дубе. Мир засверкал.
Они нашли его замерзшим на земле, он был похож на птицу. Говорят, что, приложив уши к его ушным раковинам, они услышали самих себя.
Дальше была страница, озаглавленная «Смерть Толстого», а под ней — текст об Осипе Мандельштаме, который умер в конце горького 1938 года в пересыльном лагере недалеко от Владивостока, а дальше — еще шесть или восемь страниц. Только последняя отличалась от всех остальных. Там было написано: «Смерть Леопольда Гурского». Литвинов почувствовал резкий холод в сердце. Он взглянул на своего друга, который тяжело дышал. Он начал читать. Когда дошел до конца, покачал головой и стал перечитывать. Потом еще раз. Он снова и снова перечитывал, беззвучно шевеля губами, как бы проговаривая слова, будто это было не объявление о смерти, а молитва во имя жизни. Как будто, просто произнося их, он мог уберечь своего друга от ангела смерти, будто одна только сила его дыхания сдерживала крылья смерти еще на мгновение, еще на секунду, пока смерть не сдастся и не оставит его друга в покое. Всю ночь Литвинов был рядом с другом, и всю ночь он шевелил губами. И впервые на своей памяти он не чувствовал себя бесполезным.
Когда наступило утро, Литвинов с облегчением увидел, что на лицо его друга вернулся румянец. Тот спал спокойным, исцеляющим сном. Когда солнце взобралось на место, которое ему полагалось занять в восемь утра, Литвинов встал. Ноги у него одеревенели. Внутренности были словно выпотрошены. Но его переполняло счастье. Он сложил пополам листок с текстом «Смерть Леопольда Гурского». Тут надо сказать еще об одном, что никому не известно о Цви Литвинове, — до конца своей жизни он носил в нагрудном кармане страницу со словами, которым он всю ту ночь не давал осуществиться, чтобы выиграть еще немного времени — для своего друга, для жизни.
Писать до боли в руке
Страницы, которые я написал так давно, выскользнули у меня из рук и рассыпались по полу. «Кто же? — подумал я. — И как?» Я подумал: «Прошло столько… Чего? Лет».
Я провалился в воспоминания. Ночь прошла как в тумане. К утру я еще не оправился от шока. Только в полдень я смог начать что-то делать. Я упал на колени прямо в муку. Я собирал страницы, одну за другой. Десятая порезала мне палец. Двадцать вторая отозвалась острой болью в почке. Четвертая остановила сердце.
Горькая шутка пришла мне в голову.