Фейт лежала, глядя на белый потолок, такой же пустой, как ее голова…
Он весело рассмеялся:
— Откуда же я мог знать, что ты не в состоянии вскипятить воду, не испортив чайник?
— Я просто забыла, — оправдывалась она. — У меня в голове куда более важные дела.
Он покачал головой. Его светлые волосы блестели, как золотые нити.
— Честно говоря, я рад, что ты хоть что-то не можешь делать как следует. Если бы ты была полным совершенством, я бы не знал, как к тебе подойти.
Она протянула руку и провела пальцами по его щеке. Ее руки были сильными, красивыми и ухоженными; овальные ногти покрывал ярко-красный лак. Пальцы чувствовали отросшую к вечеру щетину — ощущение было знакомым, приятным и даже эротичным. У нее перехватило дыхание, и голос прозвучал более хрипло, чем она ожидала.
— Может быть, я и не совершенство, но мне хочется есть. Так как я погубила обед, нам придется куда-нибудь пойти.
— Только если ты платишь. — В его глазах все еще мелькали насмешливые искорки. — Я отказываюсь оплачивать обед женщины, которая сожгла три чайника и устроила разгром в моей кухне.
— Тебе все равно нужны новые чайники, — сказала она и, смеясь, отскочила, когда он метнулся к ней.
Впрочем, она отнюдь не стремилась убежать и, почувствовав на себе его руки, прижалась к нему всем телом. Внутренний голос предупреждал ее не сдавать все позиции сразу, но она, как всегда, игнорировала предупреждение, повинуясь зову бешено колотящегося сердца…
Вздрогнув, Фейт проснулась.
Выходит, в ее жизни есть мужчина. Вернее, был…
Она закрыла глаза, пытаясь представить его лицо, и это удалось ей без труда. Блестящие светлые волосы, чуть более длинные, чем требовала мода, слегка растрепанные, что придавало ему богемный вид. Серые глаза, искрящиеся юмором. Твердая насмешливая складка у рта, решительный подбородок. Глубокий, звучный голос…
А как он на нее смотрел!..
Фейт снова открыла глаза, чувствуя, как горят ее щеки, и беспомощно улыбнулась, сознавая, что охватившая ее дрожь вызвана отнюдь не страхом или паникой. Она помнила даже запах его одеколона, смешанный с ароматом мыла.
Но в следующий момент эти ощущения покинули ее — осталось только лицо, четко запечатлевшееся в памяти. Она цеплялась за этот образ изо всех сил.
В палате было тихо, если не считать бормотания телевизора, настроенного на Си-эн-эн. Фейт полусидела — изголовье кровати было приподнято, так как она просматривала журналы, прежде чем внезапно заснула. Такое все еще иногда случалось с ней, хотя прошла уже почти неделя с тех пор, как она вышла из комы. Дни мучительного превращения прикованного к постели пациента в человека, медленно и осторожно приобретающего независимость от медперсонала.