— А, гады! — прохрипел Вилька.
Деловито затарахтел наш „максим“, поводя стволом из стороны в сторону. Фашисты взвыли, шарахнулись назад, но из села по ним ударил. „Дегтярев“… Опрокинулся один мотоцикл, второй…
Одному отчаянному фрицу все же удалось проскочить через зону смерти. Мотоцикл его с ревом промчался по дороге, перед самым нашим носом… В следующую секунду я послал ему в спину целую обойму. Для гарантии. Мотоцикл круто развернулся, опрокинулся и затих. Это было великолепное зрелище. Я упивался им. Тут-то меня и ударило по руке. Нет, не ударило. Мне показалось, будто пальцы левой руки прищемило дверью. Я вскрикнул, взглянул на руку и увидел, что безымянного с мизинцем как не бывало.
Это мне удружил рехнувшийся от страха фриц. Он напоролся на наш-пулемет, чудом уцелел, полоснул мне по пальцам из автомата и сейчас лежал в двух шагах от нас на спине, широко раскинув руки. Глеб прострочил его чуть ли не пополам.
Вилька перевязывал мне руку и чертыхался. Глеб занял его место у пулемета. Но стрельба уже смолкла.
— Все… Порядок, — проворчал Вилька, закончив перевязку. — Поздравляю с боевым ранением. Человек всего добьется, если очень захочет. На то он и царь природы.
Я молчал — мне было не до шуток.
— Слушай, царь, — продолжал Вилька, — какого рожна ты встал во весь своей несравненный рост? Любовался делом рук своих? Ох-хо-хох… Гордыня. Скажи спасибо Глебу, а то бы этот фриц не успокоился на двух пальцах.
Мне было нехорошо, поташнивало. Боль терзала уже всю руку.
Сквозь туман я увидел наших бойцов. Они несли ящики, трофейное оружие. Прокатила легковая автомашина.
Батальон свернул с дороги и шел по жнивью, сквозь кукурузные поля, по мелким балочкам.
— Головастый у нас комбат, — комментировал Вилька. — Не на восток ведет, а на север. Путает фрицев.
— Где Катя? — глухо спросил Глеб.
— С ранеными.
— Не задело ее?
— Типун тебе на язык.
Глеб вроде бы ничего особенного не сказал. Но я все понял. Чепуха, будто я без Кати не могу жить. Это он, Глеб, без нее не может. Он — и больше никто.
И мне вдруг стало легко и радостно.
— Глеб, — сказал я, — береги ее, обещаешь? Он кивнул.
Вилька рассмеялся:
— Она мне, знаешь, что утром сказала? Она сказала: „Виля, береги его с Юрой. Обещаешь?“ В том, значит, смысле, чтобы Виля и Юра вдвоем берегли его одного. Каково, а? А на нас им наплевать. Друзья!..
Он опять рассмеялся. И я тоже. Все стало на свои места. Все разъяснилось. И рука не так сильно болит. Только в душе чуточку засаднило.
— Завидую я тебе, Глеб, — сказал Вилька. Глеб промолчал.
В балочке, поросшей по склонам колючим кустарником, мы и заночевали.