Сколько времени прошло, пока я вынырнул из тьмы, — трудно сказать.
Голос ротного:
— Очухался, парень. Здорово его Брус приголубил… Ну как дела, друг?
Я еле выдавил из себя:
— Ничего… горло болит. Знакомый Вилькин говорок:
— Эх, Юрка! Тут без тебя такое вывернулось!
— Не поверишь, — подтвердил Глеб.
— Брус с Кувалдой решили прогуляться к фрицам. Мы им помешали, а они обиделись, решили нас пришпилить и ходу дать. Благо пулеметная точка в сторонке… Брус — до чего же предусмотрительный человек! — и документиками красноармейскими обзавелся. А свои документики куда дел — неизвестно.
Брус и Кувалда молчали, как дохлые.
— Отпустите нас, — вдруг попросил Кувалда — Вес равно всем нам крышка…
— Все равно, — громко прошептал Брус.
Наш ротный, рябой старшина, скрипнул зубами:
— Пошли до комбата, сволочи. Прикажет — своей рукой порешу. А ну, топай!
Глеб, Вилька и я молчали. На душе было пакостно. Немного погодя раздался револьверный выстрел… другой, и сразу же — два выстрела подряд.
— Все, в дамках, — Вилька матюкнулся. Глеб кивнул:
— Собакам… Да они и собачьей смерти не заслуживают!
Послышались шаги, голос ротного:
— Смену привел, а вы до комбата шагайте.
— Не пойдем! — взбунтовался Глеб. — Рассчитаться нам надо с фрицами.
— Разговорчики.
Мы покатили свой «максим». Кто нас сменил — в темноте так и не узнали.
Дорого обошелся батальону прорыв из фашистского кольца. Те, неизвестные бойцы, оставшиеся у немецкого ручного пулемета, держались до последнего. Это были настоящие люди.
И еще комбат — старший батальонный комиссар Бобров, родной наш Очкарик… Он тоже был настоящим человеком.
Он нас и вывел из мертвых тисков. Мы трое все время держались возле комиссара. Я бежал рядом с Бобровым, и мне припомнилась первая атака. Тогда мы держались возле Очкарика, ища у него защиты, спасения. А на этот раз мы его оберегали.
Оберегали, да не уберегли.
И вот он, родной человек, лежит на охапке сена, с простреленными легкими, булькает словами:
— Уми-ра-ю… сын-ки… И он умер.
Вилька заплакал. Навзрыд, как ребенок. И Глеб, и я — все бойцы.
— Товарищ лейтенант, принимайте командование батальоном, — это наш ротный сказал интенданту Гурвичу.
Гурвич растерялся.
— Я?.. Батальоном?.. Какой из меня командир? Я — астроном. Понимаете — астро-оном!
— Не боги горшки обжигают, товарищ лейтенант.
— Нет, вы это серьезно? — заволновался Гурвич. — Вы знаете, я не умею командовать.
Он все таки принял командование. Остаток ночи комбат удивлял нас поразительными рассуждениями.
— Смешно! — размышлял он вслух. — Исаак Гурвич, какой-то астроном и губошлеп — командир батальона. Как вам это нравится?.. Ну, положим, смерти я не боюсь. Когда подумаешь, что где-то, на расстоянии миллиардов световых лет от нашей песчинки-земли, живут звезды, какой-то паршивый фриц с автоматом — это просто смешно. Вселенная вечна и бесконечна… О какой смерти может идти речь? Но как же я буду командовать батальоном? Это же не карта звездного неба!