— Броня, — сказал я как самый последний донжуан, — я тебя люблю, и кончим на этом разговор. Поступай со мной в театральный…
Тут уж я прямо-таки оцепенел. Броня — в театральный!
— Дурак, — сказала она, — во мне сорок кило, и из них, наверно, половина — веснушки. Ты Онегин и дурак.
Мне стало стыдно, кровь прихлынула к щекам. Но надо же было как-то выкручиваться. И тогда я сказал:
— Ты ничего не смыслишь в театре. Будешь играть мальчишек и комических старух…
Броня уставила на меня круглые глаза и вдруг заревела по всем правилам, так, что на ее всхлипывания забежал в класс Глеб. Он спросил: в чем дело? И я объяснил, что Броне, как Витьке Зильберглейту, захотелось учиться в школе до гробовой доски.
Глеб сел рядом и тоже стал тосковать. А я сидел и радовался: раз она назвала меня дураком, то пусть и не поступает в театральный. Пусть себе топает на свой физмат.
Мы сидели, молчали. Вдруг Глеб спросил меня:
— Слушай, Юрка, а зачем я учился? Зачем мне знать бином Ньютона и решать задачи на тела вращения? Я что-то плохо понимаю. Калий, натрий, серебро — одновалентное добро… На что мне это? Какого черта я учил Плиния по-немецки, всякие его «Дер Ауебрух дес Везув»? На кой ляд мне знать, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов?..
Он еще много задавал разных «зачем», а я ничего не мог ему ответить. И в самом деле, Глебу все это решительно ни к чему. Глеб — мой лучший друг. Он удивительный парень. Прежде всего — он циркач, акробат-прыгун высокого класса. Работает в цирке с шести лет. И отец его циркач, и дед был циркачом, и прадед. Глеб зарабатывает больше тысячи в месяц, а в позапрошлом году его наградили орденом «Знак Почета»— пятнадцатилетнего пацана! Этот орден помогает ему получать хорошие отметки: учителям неудобно ставить «двойки» и «тройки» орденоносцу. Глеб зверски способный и здоровый, как бык. Мускулы у него тренированные, железные. Я познакомился с ним в Казани. Тогда шла итало-абиссинская война. В наш класс привели «новенького»— небольшого роста, зеленоглазый, крепкий. Такой славный парнишка, и не робеет, главное.
На перемене Иноят Фасхутдинов — верзила и хулиган, известный всему городу, — приказал новичку:
— А ну-ка, ты, шмокодявка, подойди ближе. Новичок прищурил глаза.
— Тебе говорят! Ближе. Гони полтинник. Новичок подошел к Инояту, и Иноят вдруг взлетел на воздух, взвыл и брякнулся на пол, а новичок кинулся на него, по-особенному скрутил ему руки, и Иноят заорал, как резаный.
— Понятно? — тихо спросил новичок и вдруг, рассмеявшись, легко выжал на парте «стойку». — Понятно? — повторил он и стал поднимать одуревшего от стыда и боли Иноята с пола. — Забудь о полтинниках. И вообще забудь…