— Не журитесь, граф, — посоветовал Вилька. — Сбруя, конечно, на вас довольно элегантная, однако шкеры… пардон, сэр, я хотел сказать, — брюки не отвечают возросшим требованиям. Где это видано, чтобы джентльмен носил брюки шириной каких-нибудь тридцать два сантиметра. Тридцать пять — вот что должно быть вашим идеалом. Отсюда мораль: не убивайтесь, граф. К тому же мамочка утречком приведет ваш костюмешник в порядок.
Этот нарочитый треп доконал меня.
— Лошак ты, Вилька, — сказал я. — Вот ты кто, — лошак.
Сказал и обрадовался: обычно мне не удавалось вывести Вильку из себя, хоть он и нервный; а тут он прямо-таки взвился, услышав «лошака». И с чего его так разобрало? Даже драться полез. Хорошо, что Глеб разнял. Кое-как помирил. И его успокоил, и меня. Вильке объяснил, что на «лошака» нечего обижаться. Лошак — это нечто вроде лошади, только гораздо сильнее, существо доброе, работящее и очень смышленое. А мне Глеб рассказал об одном южноамериканском циркаче Лос-Амба-тосе, гастролировавшем в Москве года четыре назад. Это Лос-Амбатос как-то повстречал Глеба, вырядившегося с иголочки, и сказал: «Мальчик, я есдил вес мир, много знай… эээ. Ты не есть манекен. Запоминай. В Англии, если желайт моральный убить какой-либо синьер, говорят о нем: он выглядить, как человек, который одет во все новий»…
Отсюда Глеб сделал вывод, что я поступил благоразумно, слегка испортив новый костюм.
В общем все обошлось. Мы уселись на скамейку и задумались. Я все никак не мог понять, отчего это мы, трое, такие разные, а подружились. Ссоримся — и все равно дружим.
Вдруг Вилька вскочил со скамейки, сказал странным голосом:
— Глеб, а Глеб… Вот ты школу кончил. Что теперь делать будешь, что? О чем мечтаешь?
— О тройном стрекасате.
— Чо?..
— Это прыжок такой с трамплина. Три полных оборота через голову назад, а летишь при этом вперед. И еще обязательно отработаю такой партерный прыжочек: три «флик-фляка» — двойной сальтоморталь с пируэтом.
— Двойное сальто-мортале, — поправил я. Глеб не согласился.
— У нас в цирке своя терминология. Вот бывает — мышцы болят, это когда долго не тренируешься. По-итальянски называется — корпо долоре. А мы говорим: у меня крепатура. Или, к примеру, сделал я в темпе по кругу десять арабских прыжков и подаю «продажу»… ну, значит, ручками — комплимент, улыбочка с возгласом «Валя!»… Да вы оба видели. А что такое «Валя!»? По-французски — вуа-ля, мол, смотрите, здорово получилось.
— Удивляюсь, зачем все коверкать… — начал было я, но Глеб огорошил:
— А зачем ты шифон шифоном обзываешь? По-французски шифон — тряпка. По какому праву обыкновенное летнее пальто величаешь макинтошем? Макинтош — это такой англичанин, он изобрел непромокаемый плащ. А ты — все наоборот!