Мы расположились у прибрежного кустарника. Чуть выше, по реке, метрах в трехстах, озаренная гирляндами электрических лампочек, по-богатырски грохотала махина Днепрогэса. Словно снежный вихрь, клубились потоки воды, вырываясь меж ребристых опор плотины, они стремительно обрушивались с многометровой высоты и, грохоча, превращались в сверкающую коловерть.
Прямо перед нами темнел горбатый силуэт небольшого острова. Вдруг на нем что-то сверкнуло, раздался взрыв… другой…
— Камень рвут, — пояснил Павка, хотя и без того всем было хорошо это известно. Тут же Павка вскричал — Ребята, смотрите, красота какая!
Ниже по Днепру, словно по воздуху, мчался пассажирский поезд — этакая вереница светляков. Стальные фермы моста, почти невидимого в ночи, разносили окрест сдержанный металлический гул.
…Кто-то затянул «Катюшу». Затем мы спели еще две-три песни и разошлись по домам.
Луна исчезла, и сгустилась ночь. Мы с Глебом шли к коттеджам специалистов — по берегу, мимо элеватора,
Вот и городской парк…
— Остановитесь, запоздалые путники! — послышалось вдруг. — Во имя вашего же блага советую прервать триумфальное шествие по жизненному пути.
В темноте блеснули глаза. Это Вилька, наш новый приятель. В мае, он хотел с меня снять часы, но в последний момент раздумал. Так я с ним познакомился. Вилька, — личность непонятная и таинственная. Он очень честный и в то же время карманник. У него за плечами шесть классов, а кое в чем разбирается — дай бог каждому. Вилька тоже нетипичный. Похлеще нашего. Говорить он любит вычурно, странно как-то. И одевается по-особенному: хромовые сапожки гармошкой, брюки — в голенища, пиджак внакидочку, а на голове фуражка-тельманка с лакированным козырьком и плетеным шнуром на околыше.
Вилька безродный, нервный, дерганый и веселый. Нам он, по-моему, малость завидует, однако скрывает это. Частенько он даже поражает нас. Однажды заглянул к Глебу в цирк, сел за пианино и довольно сносно сыграл «Песнь без слов» Чайковского. Глеб удивился очень, а Вилька смеется: подумаешь, нашел чему удивляться, от каждого по способностям.
Глаза у Вильки — больно смотреть; и ночью светятся. Если б сам не видел, в жизни бы не поверил.
Вот он какой, наш новый приятель. Он подошел, отпахнул пиджак и показал бутылку «Советского шампанского».
— Поздравить решил корифеев театрального и циркового искусства. Долго же вы песни вопили, пижоны. Жалко с вами расставаться, да что поделаешь. Судьба — индейка… Юрочка, дитя мое, открой сей сосуд. Ты у нас главный интеллигент. Ну…
Мы выпили прямо из горлышка. Половину своей порции я пролил на новый шевиотовый костюм. Темно-синий. Его мне специально сшили перед выпускным вечером,