Как только ушли «юнкерсы», бойцы стали подниматься, отряхиваться, послышались шутки:
— Здорово жарит, подлец. Как в баньке. Веника не надо.
— От, щучий сын! Цигарку из-за него потерял.
— Не проглотил часом цигарку-то со страху?
— С чего это — не пойму — штаны трясутся!..
Вновь загундосили моторы. Павка громко прошептал:
— Ребята, за мной — в вагон.
Мы вскочили. Заслышав зловещий свист, опять плюхнулись на землю. Взрывы ударили совсем рядом. Кто-то потянул за рукав. Я вскочил. Меня продолжали волочить за рукав. Кругом стоял грохот и свист…
Как я очутился в вагоне — не знаю. Помню только, что вагон вздрагивал и скрипел. Потом я оказался под нарами. Рядом вплотную лежали ребята. И все мы вздрагивали, как наш вагон.
Наконец отбомбилась и вторая волна «юнкерсов», утихли зенитки. Командирский голос, подхваченный, как эхом, другими голосами, пропел:
— По-о ваго-нам!..
— По-о… нам…
— По…
— … онам…
Через минуту-другую зацокали по полу сапожные подковки — бойцы вернулись в вагон. На этот раз они не шутили. Говорили глухо, отрывисто.
— Клади сюда…
— Эх… как же это так.
— Судьба, значит.
— Отвоевался.
— Доложить бы по начальству.
— Старшина!.. Где старшина?
— Здесь я. Успеется.
Опять заволновались гудки паровозов. Неправдоподобно громко хлопнула зенитка, и вдруг эшелон, лязгнув буферами, тронулся. Он тяжело набирал скорость, оставляя позади себя ужас и гром. Каменная тяжесть свалилась с плеч. Четко цокали на стыках рельсов колеса, в открытую дверь рвался прохладный ветер.
Паровоз повеселел, бежал резво и радостно гудел — так ему было хорошо, что вырвался из западни.
Железнодорожная колея, должно быть, делала поворот, потому что в темном дверном провале возникла удивительная картина: вдалеке, охваченный кольцом голубых лучей прожекторов, бушевал карнавал — взлетали россыпи фейерверков, разламывали тьму огненные султаны, но звуков не было слышно, вроде бы показывали немое кино.
— Худо мы начали войну-то, — послышался голос.
— Разговорчики! — оборвал его тот, что отзывался на «старшину».
— Гляди, гляди… ну и бомбит!
— А ну — разговорчики!.. А ну — спать.
Колея опять вильнула — немое кино потухло. С грохотом задвинулась дверь. Наступила тьма. Мы лежали на полу под нарами, боясь пошевельнуться. Как назло, першило в горле, защекотало в носу. Не выдержав, я чихнул, получил кулаком в бок и похолодел от страха — сейчас нас, голубчиков, выволокут!
Ничуть не бывало. Бойцы похрапывали на нарах, никто не всполошился. И сразу прошло оцепенение. Колеса продолжали свой убаюкивающий перестук: «цук-тук-тук, цук-тук-тук…» Тело, голову обволокла сладкая дурманящая волна и, наконец, все исчезло.