…Ко мне подошел Гитлер. Долго кривлялся, закатывал мутные глаза. Потом крикнул, брызжа слюной:
— Ты зачем из дому сбежал?! За Ермилыча отомстить хочешь?
Я совсем не удивился. Схватил его за горло, но пальцы сжали пустоту. Гитлер оскалился, показал кукиш и вдруг ни с того ни с сего предложил сыграть в подкидного дурака.
И опять-таки я не удивился. Просто подумал: «Как это так: совершеннейший идиот — и захватил всю Европу?»
А он, гад, в это время карты передергивает, мухлюет. Злость берет: вижу, что жульничает, а поймать не могу. Проигрываюсь в пух и прах. Пилотку продул, пояс, деньги, а ему все мало — к гимнастерке тянется.
«Нет уж, черта с два, фашистская морда! Убери руки, не то ка-ак дам раза!»
Гитлер захохотал, как гиена, Шевельнул усиками, сцапал меня за воротник! Душно стало, в глазах… потемнело, и вдруг голос:
— Здоров спать! Что твой сурок. Хочь из пушки пали. Подъем!.. Подъем, тебе говорят.
Что за чепуха! Никакого Гитлера. Держит меня за ворот лопоухий малый, стриженный под машинку, слегка встряхивает, чтобы я проснулся, а вокруг бойцы столпились. Рядом с ноги на ногу переминаются мои друзья, заспанные, очумелые.
И тогда я все сообразил. Испугался. Бойцы — хоть бы слово, ждут, что мы скажем. А мы молчим. Вилька и тот будто язык проглотил.
Лопоухий оставил, наконец, меня в покое. Подошел к нам ладный такой, как на пружинах, военный с четырьмя алыми треугольниками в петлицах, к карманчику значок «ГТО» второй ступени — на цепочке — привинчен. Глаза маленькие, хмурые. Похлопал зачем-то себя по бедру пилоткой и вдруг не сказал — выстрелил:
— Документы!
Дрожащими руками достали мы паспорта. Паспорта он разглядывал долго, придирчиво. Помолчал малость, спросил не без ехидства:
— Может, у вас и красноармейские книжки есть? Профсоюзные билеты? Или еще какая «липа»?
Вспомнилось, как в нас признали диверсантов возле железнодорожного моста. Опять влипли в историю! Чего доброго, не разберутся толком, расстреляют. Долго ли!
Однако слова старшины расшевелили Павку. Он подтянулся, грудь вперед, руки по швам, доложил:
— Товарищ старшина, из документов имеем при себе, кроме паспортов, комсомольские билеты и аттестаты об окончании десятилетки..
— Дезертиры они, товарищ старшина, — убежденно сказал лопоухий. — Я як глянул пид нары, як побачив…
— Разгово-орчики!
Лопоухий обиженно умолк, а старшина опять занялся нашими паспортами. Потом он потребовал комсомольские билеты и аттестаты. А мы все тянулись по стойке «смирно» — это, как нам казалось, был единственный способ задобрить старшину.
— Я вижу три комсомольских билета и три аттестата, — сердито бросил старшина и стал не спеша свертывать наши раззолоченные грамоты в трубочку.