— Для чего они, эти мешки? Как заноза в глазу!
— Уж лучше эти мешки, чем потерять весь урожай, который сожрут древесные крысы или же птицы, — пояснил он. — Кроме того, они предохраняют от повреждения нежную кожицу у молодых плодов. Когда случаются сильные ветры или ураганы, сухие листья могут разрушить кожуру фруктов и их уже нельзя будет продать.
— Так для чего же мешки синего цвета? — не выдержала Нэнси.
Филипп снисходительно улыбнулся.
— Синий цвет смягчает инфракрасные солнечные лучи, благодаря чему плоды хорошо созревают.
— О, это все куда проще, чем я думала, — проговорила англичанка.
— А так в жизни всегда и бывает! — довольно сухо заметил Филипп. Однако на его лице по-прежнему была мягкая улыбка — мужчине явно нравилось смотреть на бесконечные ряды пальмообразных растений.
— Вы очень любите эти края, да? Глядя на свои владения, вы все время улыбаетесь. — Нэнси почему-то растрогало, что человек так гордится своим поместьем.
— Да, я эту землю люблю, — не без гордости сказал Филипп.
Нэнси была уверена, что дом ди Клементе построен в традиционном колониальном стиле, и очень удивилась, когда спутник указал на белый каменный коттедж городского типа под зеленой черепицей. Он возвышался на крутой горе, откуда открывался вид на море. В заливе стояла на якоре яхта Филиппа.
— Это мой дом. Он принадлежал брату моего отца. Отличный был человек! Умер десять лет назад. У дяди не было ни жены, ни детей, и он завещал все мне.
Наверняка ситуация сложная, принимая во внимание враждебные отношения между отцом и сыном, подумала Нэнси и поинтересовалась:
— Вероятно, ваши предки — французы?
— Угадали. Семейство ди Клементе в незапамятные времена перебралось из Франции в колонию на острове Мартиника. А позже, породнившись с английским лордом, переселилось на Ямайку. С тех пор мы всегда владели плантациями. Земля — наша жизнь.
— Вы сказали, что живете с тетей. А ваша мама?..
— Моя мать сбежала. — Филипп устремил взгляд в сторону залива.
Нэнси вся превратилась в слух.
— О, извините, — сказала она, потрясенная ответом. — Сколько же вам было тогда лет?
— Шесть. Мать была полностью подвластна моему отцу. Я о ней помню лишь то, что она была женщиной запуганной и нервной и никогда не покидала стен дома.
Значит, мать его оставила. Наверное, смириться с этим ему было очень трудно. Нэнси накрыла ладонью руку Филиппа, крепко сжимавшую руль.
— Мне очень жаль. — Нэнси едва удержалась, чтобы не произнести вслух: как же могла мать бросить свое дитя? Эти слова могли причинить человеку боль, разбередить старые раны. Женщина сочувственно погладила руку Филиппа. — Странно, как у нее хватило мужества… — пробормотала она.