Вовец, поскуливая от жгучей боли, припустил что есть духу. Он летел в темноте не считая шагов. Свой альпинистский кистень бросил по пути. Он выставил руки вперед и чуть их не переломал, налетев на стену. Едва успел отпрыгнуть влево, как грохнул выстрел, и дробь зашуршала, защелкала, заскакала по всему коридору. Интересно, успели они понять, куда, вправо или влево, он отпрыгнул? Впрочем, выяснять это не было ни времени, ни желания.
Вовец все-таки на ходу достал фонарик и записную книжку. На пару секунд остановился, глянул схему. Он мог сделать круг по коридорам и выйти в спину погоне. Если никто не идет ему навстречу, конечно. Тогда – труба, его возьмут в клещи и пристрелят. Сразу.
Проклятые ботинки чудовищно топали по бетону. На слух можно за версту определить, куда он побежал. Вовец сунул руку в карман и вынул маленький ножичек-выкидок, взятый у мертвого бандита ещё под люком в гараже. Щелкнул кнопочкой. Остановился и безжалостно вспорол плотный ряд шнуровки на одном ботинке, потом на втором. Время стоило дорого. Секунда – жизнь. Дальше бежал в носках. Практически бесшумно. Но ботинки не бросил, держал в руках. Не потому, что жалко бросить, а чтобы не навели на след. Может, враги потеряли его и сейчас мечутся по коридорам, ищут.
Он снова оказался в разделочной. Короткими вспышками фонарика осветил обстановку. Труп шофера на тележке. Бандит, которого он огрел альпинистским карабином по уху и сковал наручниками, лежит тихо, уже не стонет. Глаза у него закрыты и, вроде, уже не дышит. Под головой черная лужа крови. Беформенной продолговатой кучей лежит оранжевая клеенка. Вовец прислушался. Подозрительный шум. Похоже, гонятся, и уже близко. Превозмогая боль в спине, нагнулся, поднял широкий мясницкий тесак.
Мелькнула мысль: а что если спрятаться, переждать? Сунулся к клеенке, задрал край, намереваясь забраться под нее. Мигнул фонариком и отшатнулся, неожиданно увидев жуткое оскаленное лицо мертвеца с выпученными побелевшими глазами. Шарахнулся, даже про боль в спине на миг забыл. Запнулся о большое корыто из нержавейки, бросился на него, прижал, чтобы не загремело. Аккуратно перевернул, улегся боком и накрылся, прижав ботинки к животу. В руке держал нож и с тоской ждал – придут искать или бог милует? Но правильно говорят воры: "Бог – не фраер." Не миловал.
Возле разделки сошлись Садык и Бугор, подошедшие с противоположных концов коридора. Они сразу кинулись к Митрофазе. Вовец, затаив дыхание, стиснув зубы, чтобы не застучали ненароком, прислушивался к происходящему. Спина уже не причиняла такой боли, как прежде. Может, успокаивалась, а, может, просто он не шевелился и не беспокоил тем самым дробь, засевшую под кожей.