"И хорошо, если обойдется без…" — успел подумать ученый и вздрогнул, услышав, как плюется статическими разрядами радиостанция.
На связь пытался выйти Бастион.
— …дела… вас… поверхность… ряю…
Мих и Буланов вслушивались в звуки, вылетающие из микрофона.
— Что за ахинея? — спросил полковник недовольно.
Ученый поднял руку.
— Поверхность… шли… в… минут… — Доклад продолжался, но большая часть звуков тонула в розовом тумане. — …агерь… ждать… ета… ец… связи…
— Конец связи, — машинально перевел Генрих.
— Поверхность. Два раза повторилось.
— Да.
Мих подумал.
— Так они выходят?
Ученый кивнул.
— Кажется, так.
— Рехнулись! Точно рехнулись!
— Почему же? Думаю, они правы…
— Опять двадцать пять! Разве им будет лучше там, где летают споры?
— Может быть. И прекратите истерику, Мих! Возьмите себя в руки, в конце концов!
— Я спокоен. — Тон эсбэшник был угрожающим.
— Знаете, мне тоже все это не нравится. Я боюсь! Да! Но я понимаю, что если расклеюсь, мне конец. И если бы только мне!
Мих пристально посмотрел на него, прищурившись.
— Дожил… ботаник мне лекции читает…
— Не принимайте на свой счет, — огрызнулся Генрих. — Лично я бы предпочел сейчас сидеть в лаборатории и протирать штаны в свое удовольствие. А я с вами тут сижу, так что имейте совесть и уважение.
Полковник расхохотался, привлекая внимание стрелка и водителя. Солдаты молча переглянулись. Буланов удивленно поднял брови.
— Умеешь выражаться, — сказал полковник, ухмыляясь. — Да, да, верно. Вояка ноет, а ботан храбрится. Считаю это ненормальной ситуацией, и обещаю исправиться. — Он снова запрокинул голову и захохотал.
— Договорились.
Дальнейшая его реплика так и канула в лету, потому что в тот же миг по крыше броненосца что-то стукнуло, а потом к лобовому стеклу прилипла какая-то дрянь. В прямом смысле слова — дрянь. Громадная сопля красноватого оттенка, которую некто швырнул небрежно, не целясь, но угодил точно.
— Твою мать! — выдохнул Мих.
Броненосец остановился, когда водитель ударил по тормозам. Полковник тоже среагировал неплохо и немедленно проорал другим экипажам, чтобы прекратили продвижение.
Караван снова встал — Генрих успел подумать, что на этот раз, возможно, навсегда.
В тот же миг на лобовом стекле грязи прибавилось. Громадная гусеница, склизкая, цвета корицы ударилась в него, приземлившись откуда-то сверху, съехала на капот и принялась извиваться. Мих выругался. Генрих почувствовал, что столбенеет. Тварь дергалась, словно опарыш в гниющем трупе и скреблась крошечными лапками о прочный металл.
Ученый услышал чей-то голос, сообщивший стрелку, чтобы тот был готов. Кто это? Буланов огляделся. Оказалось, это он сам, на миг просто раздвоившийся на две независимые личности. Одна до сих пор сидела в ступоре, пораженная ужасом, вторая решила попробовать себя в роли командира.