— Именно это суд и пытается понять, — судья повернулся к адвокату. — У вас не больше пяти минут. Напоминаю: суд сегодня не должен отвечать на вопрос о том, почему погибла миссис Дымов. Суд решает проблему целесообразности содержания задержанного под стражей, то есть проблему его опасности или безопасности для общества и для проводимого расследования.
— Ваша честь, я хочу доказать, что содержание мистера Дымова под стражей незаконно.
— Хорошо, продолжайте.
— Вы поняли мой вопрос, доктор? — Спенсер покинул свое место и встал перед свидетельской кафедрой так, чтобы его хорошо видели из зала.
— Я понял, — спокойно отозвался Ланде. — Видите ли, явления, подобные тому, что произошло в прошлую среду, наблюдались многократно и многократно были зафиксированы, но интерпретировались всегда неверно, поскольку свидетели исходили из неправильной предпосылки. Сколько было зарегистрировано инцидентов с людьми-аутистами и с людьми, находящимися в состоянии комы?
— Это вопрос к суду или риторический? — не удержался от замечания Макинтош.
— Это вопрос к присутствующему здесь профессору Баккенбауэру.
— Ваша честь, свидетель не должен задавать вопросы другому свидетелю!
— Принимается. Пожалуйста, без вопросов.
— Хорошо. Я уже упоминал в своем выступлении, что, согласно предположению, разделяемому доктором Дымовым, темное вещество, составляющее примерно четверть массы Вселенной, состоит из тяжелых частиц, принадлежащих не только нашему миру, но и всем другим мирам-ответвлениям, возникшим тринадцать миллиардов лет назад при Большом взрыве. Именно поэтому частицы темного вещества слабо взаимодействуют с…
— О господи, — Макинтош демонстративно пожал плечами и повернулся к залу спиной. Слушать эту ахинею он больше был не в состоянии.
— Другим мирам? — поднял брови судья. — Я видел фильм о Большом взрыве. Там говорилось… Впрочем, это действительно не относится к делу. Мистер Спенсер, у суда нет времени выслушивать научные теории. Или задайте, наконец, вопрос по существу, или я прекращу допрос свидетеля и приму решение по совокупности имеющихся улик.
Виталий закрыл глаза. Он не мог видеть, как все усилия Спенсера, Ланде и Баккенбауэра уходили в песок только из-за того, что они говорили не о том и не так. Почему адвокат не сказал о своей поездке к Ланде? О том, что побывал в больнице? Почему не нашел времени, чтобы обсудить линию защиты с Виталием? А теперь все пойдет прахом. Какой нормальный судья станет выслушивать научную хренотень, не представляя, как она связана с расследованием? Не о том надо было говорить, совсем не о том!