Самое сложное было — проскочить за ним в подъезд дома. Когда перед носом Сафарова захлопнулась дверь в подъезд с кодовым замком, он даже негромко выругался — попробуй теперь просочись через железную дверь! Но, дернув посильнее за ручку, Раф убедился, что этот замок скорее декоративный. Дверь легко открылась. И опять волнение — дверь лифта плавно закрылась. Сафаров наугад бросился вдогонку, вверх по лестнице.
Опять повезло — поймал момент открытия Ефремовым двери в квартиру. Тот даже пискнуть не успел — сильный толчок в спину отбросил его метра на два. Михаил Борисович ударился головой о косяк комнатной двери.
Еще не успев как следует испугаться, машинально прижал ладонью место, где появится приличная шишка. Перед ним, согнувшись и упершись руками в колени, уже стоял какой-то тип с перекошенной злобой физиономией, рыжеватыми усами и почти мефистофельской бородкой. Что-то в нем было до боли знакомое.
Когда незнакомец заговорил, Ефремов его узнал. Физиономия бывшего грузчика «Эванса», того самого, что сейчас, по идее, должен находиться в КПЗ по обвинению в убийстве, которого не совершал. Михаил Борисович это прекрасно знал и потому сильно испугался. Сафаров, кажется, понял состояние Ефремова, и это его завело еще больше.
— Что, сволочь, испугался? Сейчас ты мне скажешь все! И не вздумай орать! Башку оторву!..
Сафаров хотел было связать ему руки, но передумал. По рыхлому телу и медлительным движениям пленника он безошибочно определил, что тот для него абсолютно безопасен. Пока Ефремов будет тянуться за каким-нибудь предметом, Раф успеет десять раз ему руки переломать. Сафаров взял Михаила Борисовича за шкирку и потащил в комнату. Усадил на диван, сел рядом. Вокруг да около ходить не стал:
— За что ты убил Стеклянного?
Михаил Борисович молчал. «Он решил, я с ним шучу, — с холодным бешенством подумал Сафаров. — Придется объяснить, что ошибается!» Раф поискал по комнате глазами, взял висевшее на спинке стула полотенце. Аккуратно свернул его в трубочку, положил рядом. Быстрым и точным движением руки схватил мизинец Михаила Борисовича и повернул его вокруг оси. Раздался противный хруст. В следующее мгновение чуть ли не полностью вогнал полотенце в открывшийся для крика рот. Михаил Борисович, давясь, приглушенно закашлялся.
Сафаров ловко, как большую плюшевую куклу, опрокинул задыхающегося и дуреющего от боли Ефремова лицом в палас, завернул ему за спину руку со сломанным мизинцем. Несколько секунд крутил вывихнутый мизинец, удерживая конвульсирующее тело.
Эти действия отнюдь не доставляли Сафарову удовольствия. Он не был садистом, где-то в глубине души даже жалел свою жертву. Но ему сейчас нужна была правда. Не время для соплей, когда тебе минимум пятнашка за убийство светит.