— «Сомнительная репутация». Как мило сказано. Это Мьюр научил тебя так изысканно выражаться?
Джонет принялась разглядывать крошечный узелок на ткани покрывала.
— Не знаю, о чем вы говорите.
— А я думаю, знаешь.
— Нет. Я же вам сказала, я служанка. Конечно, я слышала о графе Мьюре. Кто же его не знает? Но я не…
— Ну хватит! — перебил ее Александр. — Во имя всего святого, прибереги свои сказки для тех, кто чуть меньше повидал в жизни, чем я. Ты совершенно не умеешь врать — тут он нарочно назвал ее по имени, — Джонет.
Она смотрела на него в панике, больше не испытывая ни малейшего сочувствия. Александр Хэпберн был человеком, лишенным чести и даже простейших понятий о приличии. И он, конечно же, выдаст ее Мэрдоку Дугласу, в этом Джонет не сомневалась.
— Очевидно, вы все знали с самого начала.
— Нет. Если ты помнишь, у меня поутру были гости, пока ты тут отдыхала. Один из них — твой горячий поклонник. Он просто умирает от желания воротить тебя назад.
Джонет почувствовала приступ тошноты. Нетрудно было догадаться, что за этим последует.
— Наш дорогой лорд-губернатор поставил на ноги всю округу в поисках Мьюра и его племянницы. Ей-Богу, милая, он в такой горячке, что я уж было решил, будто он тоже видел твои бесподобные стройные ножки. А может, так оно и есть? — осведомился Александр, насмешливо поднимая бровь.
Джонет стало совсем скверно. Его коварные слова обрушивались на нее подобно ударам. Она совершенно растерялась и не знала, что ему отвечать. Но, слава Богу, она еще не утратила фамильной гордости и решила, что, несмотря на свою злосчастную судьбу, не уронит чести Максвеллов. Роберт говорил ей, что честь дороже жизни, и Джонет хорошо запомнила урок.
Она подняла глаза на обидчика.
— Не каждому из нас доводится жить в сточной канаве, милорд. Вы пребывали там так долго, что, наверное, об этом позабыли. Однако это не дает вам права забрасывать грязью всех, кому, на свою беду, пришлось с вами соприкоснуться.
Прошло несколько томительных секунд. Его глаза сузились, щека непроизвольно задергалась.
— Ты права, детка, — проговорил он тихо. — Я прошу прощения.
Наступившее вслед за этим молчание было тягостным для обоих. Джонет ощутила, как ее охватывает некое странное чувство: как ни поразительно, оно больше всего походило на жалость.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошла Мэдж, неся поднос с едой и вином. Александр поднялся, а Джонет перевернулась в постели, уткнувшись носом в стену. После тяжелого разговора она чувствовала себя совершенно разбитой. Больше всего ей хотелось, чтобы и хозяин спальни и старуха поскорее ушли.