Он так искренне разочарован… Он что, полагал, что я буду сидеть тут, пока у него не закончится смена?
– Ухожу, Артём.
– Я думал, вы задержитесь, пока не уйдут эти тётки. Мне показалось, они вам интересны.
– Тебе показалось, Артём. Они могли бы быть мне интересны. Если бы я собиралась стать писателем. А писателем, Артём, у нас собираешься стать как раз ты, не так ли? Вот тебе они и должны быть интересны. Собирайся ты на самом деле стать писателем, ты бы немедленно после работы записал бы что-нибудь эдакое о них. С налётом хемингуэевщины. Например: «Блондинка с конским хвостом пристально посмотрела на коротко стриженную женщину, сидящую у стойки бара. Коротко стриженная женщина не обернулась. Блондинка с конским хвостом наклонилась к яркой брюнетке и что-то ей шепнула. «Не выдумывай!» – отмахнулась яркая брюнетка. Серая мышь печально смотрела в окно…» Ну и так далее. Тебе это должно быть интересно. А мне, Артём, интересно совсем другое.
– Что же?
– Многое. Слишком многое. Например, как Ник Адамс чистит форель.
Не понимает, о чём я. Чукча пока даже не читатель… Но делает лицо и протягивает счёт.
Расплачиваюсь, оставляя щедрые чаевые. И отдельную купюру.
– Артём, когда я уйду, отнеси этим женщинам за столик бутылку текилы. Вон ту, с большим червяком. Или то маленькая змея?.. Сдачи не надо.
– Что сказать?
– Скажи: «От четвёртого мушкетёра».
– Вы что, и правда…
Не даю ему закончить.
– Нет, конечно. Конечно же, нет. Я не знаю этих женщин. Мы не знакомы. Они просто пришли проводить меня с платформы достоверности в неизвестном направлении.
Бармен Артём молчит. Он думает, что триста пятьдесят текилы для сорокачетырёхлетней женщины – это много. Что может знать двадцатилетний мальчик о сорокачетырёхлетних женщинах? Всё, что бы он себе ни вообразил, будет жалким подобием фотографии на идиотском «банане». С обрезанными ногами.
* * *
Я уехала из этого города двадцать лет назад.
Девятнадцать лет назад я вернулась в этот город. С мужчиной.
– Привет! – радостно сказал мне мой отец, открыв нам с моим мужчиной дверь тогда, девятнадцать лет назад. – Проходите.
Мы прошли.
Сперва мы разулись. А потом прошли.
– Там мама! – шепнул мне мой отец девятнадцать лет назад, когда мы с моим мужчиной разувались. И кивнул в сторону кухни. Большой кухни «сталинки». Кухни, где никто никогда не упирался коленками в зад тому, кто жарил рыбу. – Я так рад тебя видеть, но вот мама… – шепнул нам с мужчиной мой отец.
– Да не волнуйтесь! – ободрительно улыбнулся моему отцу мой мужчина. – Да и к тому же, вы же её папа! – уверенно сказал он.