На следующий год Гилельс опять приехал в Брянск. Уже на правах знакомых мы поехали его встречать на вокзал — Галина Ивановна, я и несколько моих учениц.
Из вагона, в котором он должен был приехать, вышли все до единого человека, а его не было. Галина Ивановна побледнела:
— Не приехал!.. Ведь все продано!
Толпа на платформе уже начала редеть, когда в самом хвосте поезда, вдалеке от нас, обозначились две фигуры — Гилельс и сопровождавший его администратор. Оказалось, Гилельс перешел к нему в вагон (кажется, плацкартный) и ехал с ним всю ночь, потому что не захотел быть один в лучших условиях. Вот он — «недоступный Гилельс»!
— И охота Вам была — в такую рань!.. — сказал он мне, но был явно рад, что его встретила большая делегация.
На этот раз концерт был во Дворце пионеров, в центре Брянска; афиши были «глухие» — без программы. Занимался Гилельс в здании филармонии, — он недолго поучил отдельные места из Сонаты Листа и днем пошел смотреть рояль. Мы поднялись на сцену, и он сразу сыграл глиссандо из «Альборады» Равеля — но как! Я спросил, будет ли он играть это сегодня.
— Нет; три сонаты — Шопена b-moll, Шумана fis-moll и Листа.
Какой это был концерт — нечего и пытаться рассказывать!
Целой гурьбой провожали мы Гилельса до гостиницы по темной и тихой улице. Вдруг из окон большого дома раздались звуки Третьего концерта Рахманинова. Там жила моя ученица, которая, быстро вернувшись с концерта, ждала момента, когда он пройдет под ее окнами, — и включила запись — громко, на всю улицу!
— Это в Вашу честь, Эмиль Григорьевич! — сказал я ему.
Он задумался, будто вспоминая что-то, и вскользь заметил:
— А ведь я играл и Четвертый концерт…
— Я знаю.
Потом речь коснулась Шумана, в связи с только что сыгранною сонатой.
— Я играл и Вторую сонату, — невзначай сказал он.
— Я знаю, Эмиль Григорьевич.
— И с обоими финалами, — добавил он, имея в виду Presto passionato.
— И это знаю.
Он, по-моему, был удивлен этими невероятными познаниями.
Прошло недели две. Я в очередной раз приехал в Москву, и — какое совпадение! — в Большом зале — его концерт. Но получилось так, что на концерт я попасть не сумел, несмотря на все предпринятые шаги. Проболтавшись весь концерт в раздевалке, пошел прямо за кулисы; очутившись в конце длиннейшей очереди, наконец, добрался до него.
— Вы в Москве? — удивился он.
Я протянул ему взятую с собой книгу о нем Хентовой — первое, очень эффектно выглядевшее издание. Открыв ее, он быстро написал под портретом: «В память о наших встречах милому Грише Гордон на память, с наилучшими пожеланиями.