— Как странно! Он покончил с собой?
— Нет сомнения, он выпил дозу смертельного яда, но что именно подвигло его на гибель? Секрет отца ушел в могилу вместе с ним. Мы все считали, что дьявольский дух вселился в него, лишил его разума и он совершил этот поступок в состоянии немощи и смятения. Вся наша семья обезумела от горя.
На его лице отразилась глубокая печаль, он опустил голову на грудь. Радопис пожалела о том, что затронула эту грустную тему, и спросила:
— Твоя мать жива?
— Да, моя госпожа. Она все еще живет в нашем дворце, что в Амбусе. Что же касается лаборатории отца, то после той ночи в нее больше никто не входил.
Радопис вернулась к себе, странная смерть врача Бесара и его яды, запертые в лаборатории, не выходили у нее из головы.
Бенамун оказался единственным посторонним человеком, явившимся на небосводе ее мира любви и спокойствия, он также оказался единственным, кто каждое утро похищал час ее времени, предназначенного для любви. Если не считать этого, Бенамун нисколько не беспокоил Радопис. Дни Радопис проходили в безумной любви. Бенамун погружался в работу, и великий дух искусства оживлял стены летнего павильона.
Радопис с восторгом следила за его рукой, сеявшей семена дивной красоты по всему павильону. Она все время убеждалась в его выдающихся способностях и уже не сомневалась, что он весьма скоро станет достойным последователем скульптора Хенфера. Однажды, собираясь уходить после того, как час позировала ему, Радопис спросила его:
— Тебя никогда не одолевают усталость или скука?
Молодой человек гордо улыбнулся и ответил:
— Никогда.
— Кажется, тобой движет демоническая сила.
На смуглом лице юноши сверкнула лучезарная улыбка, и он спокойно и простодушно ответил:
— Это — сила любви.
Сердце Радопис затрепетало при этих словах, они разбудили приятные воспоминания и вызвали в ее воображении любимый образ, окруженный величием и блеском. Но Бенамун и не догадывался о том, что творится в ее душе.
— Вам известно, моя госпожа, что любовь — это искусство?
— Правда?
Бенамун указал на верхнюю точку ее лба, изображенного им на стене, и сказал:
— Вот здесь моя душа, чистая, без единого пятнышка.
Радопис снова обрела власть над своими чувствами и со злой иронией сказала:
— Но это ведь всего лишь безжизненный камень.
— Он был камнем до того, как мои руки коснулись его, однако сейчас я вложил в него свою душу.
Радопис рассмеялась.
— Ты так влюблен в себя! — сказала она и повернулась к нему спиной. Однако после этого дня обнаружилось, что он любит не только себя. Однажды Радопис бесцельно бродила по саду, подобно мысли, затерявшейся в счастливой мечтательной голове, и вдруг взглянула в сторону летнего павильона. Ей вздумалось позабавиться, и она решила забраться на высокий холм в том месте, где стояли платаны, и заглянуть в окно, через которое был виден рисунок ее лица на противоположной стене. Радопис заметила юного художника у стены и сначала подумала, что тот, по своему обыкновению, увлекся работой. Вдруг она увидела, что Бенамун встает на колени, скрещивает руки на груди и высоко поднимает голову, будто предаваясь молитве, только он уставился на изображение ее лица, выгравированное им на стене.