— Да настигнет несчастье этого интригана. Им овладел соблазн посеять раздор между нами.
Эти слова больно задели царицу.
— Ты принимаешь меня за легковерного ребенка, — грустно сказала она.
— Горе ему. Он добился аудиенции у царицы, дабы поговорить с женщиной, прячась за ее царские одежды.
Почувствовав себя оскорбленной, Нитокрис воскликнула:
— Мой повелитель!
Но он завелся, подстегиваемый демоническим бешенством:
— Нитокрис, ты пришла, гонимая ревностью, а не желанием добиться согласия.
Царица чувствовала, что по ее гордости нанесли жестокий удар, и ее глаза затуманились. Пульс застучал в ее в ушах, руки и ноги начали дрожать. На мгновение она потеряла дар речи. Затем Нитокрис возразила:
— Фараон, Хнумхотеп знает о тебе ровно столько, сколько ведомо мне самой, и все же торопится поведать о том, что ему стало известно. А если ты думаешь, что мною движет ревность, тогда не обольщайся. Мне, как и всем, известно, что ты уже многие месяцы проводишь в объятиях танцовщицы с острова Биге. Ты видел, чтобы за все это время я хотя бы раз обращалась к тебе, пыталась остановить или умолять? И да будет тебе известно, что тот, кто вздумает читать нравоучения женщине, потерпит крушение и, тайком вернувшись, окажется лицом к лицу с царицей Нитокрис.
Фараон пришел в ярость.
— Ты даже сейчас рассыпаешь горячий пепел ревности, — выдавил он сквозь зубы.
Царица топнула ногой и встала. Фараон вывел ее из себя.
— Фараон, — возмущенно сказала она, — царица не обязана стыдиться того, что ревнует мужа, но фараон воистину должен стыдиться того, что швыряет деньги собственного государства к ногам танцовщицы, позволяя всем без исключения злобно сплетничать о своем чистом и незапятнанном троне.
Сказав эти слова, царица удалилась, не обращая внимания на его возражения.
* * *
Гнев поглотил фараона, он потерял спокойствие. Он считал Хнумхотепа единственным виновником всех своих бед. Он вызвал Софхатепа и велел тому сообщить первому министру Хнумхотепу, что ждет его. Озадаченный распорядитель двора тут же отправился выполнить приказ своего повелителя. Первый министр явился, раздираемый надеждой и отчаянием, его тут же провели к разгневанному фараону. Хнумхотеп вымолвил традиционное приветствие, но фараон не обратил на это внимание и резко прервал его:
— Разве я не велел тебе, первый министр, больше не поднимать вопроса о храмовой собственности?
Первого министра потряс злобный тон, какой он слышал впервые, и он почувствовал, что его надежды угасают.
— Мой повелитель, — произнес он с отчаянием в голосе, — я считал своим долгом довести до вашего блистательного внимания жалобы людей, преданных и верных вам.