А придворные? Девушка окинула их внимательным взглядом. Взволнованный лорд-канцлер, старающийся угодить и королю, и парламенту; похотливый герцог Букингемский, чья скандальная связь с графиней Шрюсбери была широко известна при дворе; неотесанный генерал Монк, которого никто не удосуживался величать титулом герцога Албемарля, и его бесцветная незнатного рода жена, прославившаяся лишь тем, что делает все сама: и шьет, и стирает, и успевает выполнять супружеские обязанности. В обществе ее за глаза называют графиней-мартышкой.
И на других лицах лежала печать затаенных мыслей и чувств, желаний и страстей. Иногда она встречалась взглядом с Рудольфом. Ах, если бы узнать ход его мыслей! Он то улыбался ей, стараясь привлечь внимание, то не сводил глаз с Барбары.
Иногда в глазах Рудольфа появлялось странное выражение, которого Пэнси опасалась и сначала не понимала. Ей не сразу удалось разгадать его. Она впервые заметила это выражение, когда кузен заговорил с леди Дарлингтон о предмете своего страстного желания – поместье Стейверли, а тетушка заявила, что законным наследником является Люций. Пэнси и позже читала в глазах кузена затаенную беспокойную мысль: почему Люций, почему не он? И когда Рудольф беседовал с сэром Филиппом Гейджем, она видела эти глаза точно наяву. В них было все: отчаяние, тревога, нетерпение. И, как у коварного змееныша, в самой глубине таилось желание убить и успокоиться. Чтобы всякий там Люций никогда не смог помешать осуществлению его заветной мечты.
– Говорят, граф уехал во Францию и постригся там в монахи.
– Неудивительно, – фыркнула леди Дарлингтон, и на ее лице отразилось явное неодобрение, – при такой жене еще не то натворишь.
Леди Гейдж, тощая как жердь, с нездоровым цветом лица, больше походившего на лошадиную морду, наклонилась чуть ниже и прошептала:
– По слухам, она опять в положении.
– Охотно допускаю, – спокойно сказала леди Дарлингтон. – Это настоящее национальное бедствие. Удивительно, как особа такого сорта заняла столь высокое положение при дворе.
Пэнси, нахмурившись, сидела рядом с ними, держа на коленях вышивание. Словно и обсудить больше нечего! Она слышала это уже сотни раз, но разговоры ничего не могли изменить.
Леди Кастлмэн продолжала триумфальное шествие, целиком и полностью подчинив себе короля. У нее даже хватило ума подружиться с королевой.
Как она этого добилась, никто не мог объяснить, но не было сомнений в том, что королева не только смирилась с поражением, назначив леди Кастлмэн своей фрейлиной, но из двух зол выбрала меньшее, одарив ее своей благосклонностью, которой до сих пор удостаивались более почтенные фрейлины. Это расстроило планы тех, кто советовал ее величеству не принимать любовницу мужа ни на каких условиях. Более того, они потеряли влияние, и теперь немногие могли противостоять обворожительной графине.