Я всегда думала, что отец, несмотря на все свои молитвы и щедрую милостыню, обязательно попадет в ад. Теперь я в этом просто не сомневалась. Наверняка расплачивается там за свои грехи. Возможно, и я когда-нибудь присоединюсь к нему, ведь я — главный источник его грехопадения. Но прежде я поживу, это дело решенное.
Такие мысли одолевали меня, когда я вдруг заметила входившего на кухню Консула. Я встала. Знаком он приказал мне сесть. Я застыла на месте. Он заваривал чай с мятой. Руки его точно знали, где лежит каждая вещь. Они не искали, а без малейшего колебания тянулись к нужному предмету. Приготовив чайник, он сказал:
— Не могли бы вы согреть воду?
Консул никогда не пытался сам зажечь огонь. Как только вода закипела, он встал и налил ее в чайник. Потом выключил газ и поставил чай настаиваться.
— Чай будет не очень вкусный, — сказал он, садясь. — Прошу прошения. Мята не совсем свежая. Мы забыли ее купить. Теперь можете наливать.
Мы молча выпили чай. Вид у Консула был довольный.
— Сейчас не время для чая, — снова заговорил он, — но мне вдруг очень захотелось выпить чаю, просто так; вот я и пришел. Надеюсь, что не помешал вам. Я мог бы попросить прислать мне стакан чая из кофейни на углу, но мне хотелось выпить его здесь.
Я не нашлась, что ответить.
— Почему вы краснеете? — спросил он.
Я приложила руки к щекам: они были горячими; должно быть, я и в самом деле покраснела. Меня поразила изысканная грация его жестов. Я не решалась смотреть на него; казалось, он наделен каким-то особым чутьем и, даже ничего не видя, знает обо всем, что творится вокруг. Я отошла немного и стала наблюдать за ним. Был ли он красив, не знаю, только в нем чувствовалась душа; нет, пожалуй, не только это… В нем ощущалась… Словом, он внушал мне робость.
Выпив чай, он сказал:
— Мне пора идти; дети — народ ужасный. Я пытаюсь приобщить их к Корану, как к прекрасной поэзии, а они то и дело задают вопросы, которые ставят меня в затруднительное положение, ну, например: «Это правда, что всем христианам уготован ад?» или того чище: «Раз ислам лучшая из религий, почему Аллах так долго ждал, прежде чем распространить ее?» Вместо ответа я повторяю вопрос, устремляя взор в потолок: «Почему ислам пришел так поздно?..» Может быть, вам известен ответ?
— Я над этим уже думала. Только, видите ли, я, как и вы, восхищаюсь великолепной поэзией Корана, и меня возмущают те, кто пытается извлечь из него какую-то пользу и тем самым ограничить свободу мысли. Это отъявленные лицемеры. Впрочем, и в Коране говорится о том же…