- Фридун, милый, повей немного, а я помолюсь! - сказал Муса.
Фридун неторопливо поднялся и стал веять обмолоченный еще пять дней назад хлеб.
Муса, как бы оправдываясь, добавил виновато:
- Знаешь, братец, не часто бывает такой ветерок. Сегодня надо все провеять, чтобы завтра обмолотить оставшееся.
Фридун взглянул на бронзовое от солнца лицо Мусы и ничего не ответил. Он вспомнил Гасанали, которому несколько минут назад подал вилы. Да, у всех жителей деревни, от мала до велика, почерневшие, обожженные лица.
Муса нагнулся и поднял лежавший между снопами небольшой кувшин; неторопливо вытащил тряпичную затычку и накренил сосуд. Вода не шла. Муса поднял кувшин и потряс.
-Ах, чтоб тебя!.. - повернулся он к Фридуну. - Ни капли не оставил.
Фридун потянулся за кувшином.
- Дай сбегаю к роднику!
- Нет, поздно. Пока ты вернешься, время намаза пройдет. И работа задержится. Обойдусь без воды.
Он повернулся к девушке лет семнадцати, которая большим веником обметала края тока.
- Гюльназ, сходи-ка по воду... Надо к ужину запастись.
Девушка бросила веник на молотильную доску, подняла кувшин на плечо и медленно, утомленно побрела к роднику.
Фридун снова взялся за работу. Взгляд, брошенный на крупные зерна пшеницы, наполнил его грудь радостью. И он стал веять с удвоенным усердием.
Муса, следивший за его точными движениями, захватил горсть пшеницы, стал любоваться ею.
- Машаллах! Вот добро-то! Вот жизнь! - с гордостью в голосе сказал он и отошел в сторону. Затем, вынув из кармана истрепавшийся и грязный молитвенный платок, он постелил его на земле и принялся за молитву: Аллаху-акбер! Велик аллах!..
Фридун работал, не обращая, внимания ни на завывание муэдзина, ни на возгласы "аллаху-акбер", летевшие со всех гумен.
Взмах - и тяжелые пшеничные зерна падают на землю у его ног, а легкую мякину относит чуть в сторону.
Семилетний сын Мусы Аяз отгребал мякину подальше от зерна, а ту, что ложилась рядом с зерном, тщательно собирал в кучу и просеивал через крупное сито. Ребенок не давал пропасть ни одному зернышку. Он то и дело с несвойственной его возрасту серьезностью покрикивал на пятилетнего Нияза:
- Принеси чашу! Собери пшеницу! Подай частое сито, надо отсеять землю!..
Нияз старательно и деловито выполнял поручения старшего брата.
- Аяз! А почему не идет мама?
- Что, есть захотел? - спросил Аяз. - Потерпи малость, придет...
Оба мальчика с утра работали на току наравне со взрослыми. Палящее солнце, тяжелый труд и голод совершенно изнурили детей. Фридун глядел на них, и острая боль пронизывала его сердце. Плач, доносившийся из-за скирды, делал эту боль еще острее. Это плакала самая маленькая дочь Мусы - Алмас, которой только недавно исполнилось три года. Нияз подбежал к ней и, лопоча что-то на своем детском языке, старался унять сестренку: