Еще одним приятным сюрпризом была бутылка красного французского вина.
Медсестру Мэри, обнаружившую 'нарушение режима', мягко отшили, сказав, что мы мол 'выздоравливающие'.
Призванный ей на помощь фельдшер, ловко поймал пущенную в него палку колбасы и, укоризненно посмотрев на возмутительницу спокойствия, изрек:
- Шо ж вы, Мария Ивановна суетите? Их благородия кушать изволят… Не пьянствуют, в потолок из револьвертов не палят, девок непотребных не тискают. Звиняйте… Пойду я…
Мы с Литусом притихли, вслушиваясь, как уже за дверью 'опытный' медработник вразумлял 'малахольную':
- Сидят, хрухты кушают. С чего мне их к порядку-то призывать? Мне с ними кунфликтовать без нужды. А ежели вы чего еще хотите, дык это пущай лучше дохтур с ними разговоры разговаривает.
- Хам! - фыркнула Мэри и за дверью послышались удаляющиеся торопливые шаги.
Мы с Генрихом переглянулись и заржали…
Черт! А смеяться-то, пока еще - больно!
* * *
Вечером того же дня нашу скромную обитель посетил отец Генриха.
Профессор Отто Бертольдович Литус - высокий представительный мужчина лет около пятидесяти с пышными седыми бакенбардами вошел в палату с той непередаваемой рассеянной стремительностью, свойственной только ученым и преподавателям.
Обозрев обстановку сквозь стекла маленьких круглых очков, он одернул темно-синий вицмундир министерства просвещения и поставленным голосом лектора поздоровался:
- Здравствуй, сын! Здравствуйте, молодой человек!
После такого приветствия, я поспешил исчезнуть, оправдавшись необходимостью немедленной и важной медицинской процедуры.
Совершив вечерний моцион в больничном скверике от церкви Илии Пророка до церкви Грузинской иконы Божьей Матери и обратно, я вернулся в госпиталь.
Уже на третьем этаже мы едва не столкнулись с профессором на лестничной площадке. Отец Генриха шел нетвердой походкой, усталого больного человека, держа очки в опущенной руке…
По его лицу текли слезы, и он то и дело бормотал по-немецки:
- Meine bedauernswert sohn… Jesus Maria und Joseph… Was dieser verfluchte Krieg geschaffen hat? /нем. Мой бедный сын… Ииисус, Пресвятая Дева Мария и Иосиф… Что сотворила эта проклятая война?/.
* * *
Вечером в самой большой палате на нашем этаже, по обыкновению собираются все способные передвигаться раненые: поиграть на разнообразных музыкальных инструментах - от гармошки до скрипки, попеть песен - от романсов до похабных частушек, порассказывать анекдоты - большей частью несмешные…
Кстати, азартные игры, в отличие от варшавского госпиталя, здесь запрещены - госпиталь хоть и военный, но церковный. Так что карты употребляются исключительно для раскладывания пасьянсов.