Вскоре он нашел выход из дилеммы: как совместить страстное желание и недостаточное умение. Он был так же изобретателен, как и оригинален. Адольф решительно заявил, что будет сочинять свою оперу в стиле музыкального выражения, соответствовавшему тому периоду, в котором проходит действие оперы, то есть во времена древних германцев. Я был намерен возразить, что аудитория, чтобы как следует «насладиться» оперой, должна будет состоять из древних германцев, а не людей XX века. Но еще до того, как я выступил с этим возражением, он с жаром работал над своим новым решением. У меня не было возможности отговорить его от этого эксперимента, который я считал совершенно невозможным. Кроме того, ему, вероятно, удалось бы убедить меня в том, что его решение выполнимо, настаивая на том, что людям нашего века просто следует научиться правильно слушать.
Он хотел знать, сохранилась ли какая-нибудь музыка древних германцев. «Нет, ничего, – коротко ответил я, – за исключением музыкальных инструментов». – «И какие они были?» Я сказал ему, что были найдены барабаны и трещотки, а в некоторых местах в Швеции и Дании еще и флейты, сделанные из костей. Специалистам удалось отреставрировать эти необычные флейты и извлечь из них несколько не очень мелодичных звуков. Но самой важной находкой были луры, духовые музыкальные инструменты из бронзы, длиной почти два метра и изогнутые в виде рога. Вероятно, он служили лишь для подачи сигналов между поселениями, и грубые звуки, которые они издавали, вряд ли можно было назвать музыкой.
Я думал, что моего объяснения, которое он слушал с большим вниманием, будет достаточно, чтобы заставить его отказаться от своей затеи, так как нельзя делать оркестровку оперы из трещоток, барабанов, костяных флейт и луров, но я ошибся. Он начал говорить о скальдах (древнескандинавские поэты-певецы. – Пер.), которые пели под аккомпанемент инструментов, похожих на арфу, – об этом-то я действительно забыл.
Можно, продолжал он, установить, на что похожа была их музыка, по тем инструментам, которые имелись у германских племен. Теперь мои книжные знания присоединились к его собственным. «Это было сделано, – проинформировал его я, – и оказалось, что музыка германцев имела вертикальное построение и обладала какой-то мелодичностью; они, возможно, имели слабое представление о мажорной и минорной тональностях. Надо сказать, это всего лишь научные предположения, так сказать, гипотезы…»
Этого было достаточно, чтобы мой друг стал сочинять ночи напролет. Он удивлял меня все новыми концепциями и идеями. Вряд ли можно было записать эту музыку, которая не умещалась ни в какую схему. Так как легенда о Виланде, которую Адольф произвольно толковал и расширял, была богата драматическими моментами, на язык музыки следовало перевести широкий спектр чувств. Чтобы сделать это произведение сносным для человеческого слуха, я наконец уговорил Адольфа отказаться от идеи использовать оригинальные музыкальные инструменты из могил древних германцев и заменить их современными инструментами похожего типа. Я был доволен, когда после ночей работы наконец определились различные лейтмотивы оперы.