Фюрер, каким его не знал никто. Воспоминания лучшего друга Гитлера, 1904–1940 (Кубичек) - страница 161

Многое из того, что Адольф рассказывал мне во время тех длинных ночных разговоров, моя память сконцентрировала в одной фразе, которая в данном случае ассоциируется с этими жаркими дискуссиями, – это необычное клише die Flamme des Lebens – «пламя жизни». Всякий раз, когда поднимались вопросы любви, брака или отношений между полами, возникала эта магическая формула. Сохранить пламя жизни чистым и незапятнанным будет самой важной задачей того «идеального государства», мысли о котором занимали моего друга в часы одиночества. С присущей мне любовью к точности я не был до конца уверен в том, что Адольф подразумевал под этим пламенем жизни, и иногда эта фраза меняла свое значение. Но мне кажется, что в конце я все же понял его правильно. Пламя жизни было символом святой любви, которая пробуждается между мужчиной и женщиной, сохранившими себя непорочными телом и душой и достойными союза, который даст нации здоровых детей.

Такие фразы, выразительно произнесенные и повторяемые снова и снова – а Адольф имел большой запас этих выражений, – возымели на меня очень странное действие. Когда я слышал, как их торжественно провозглашают в первый раз, они казались мне жалкими, и я внутренне улыбался над этими напыщенными формулировками, которые составляли такой контраст нашему ничтожному существованию. Но, несмотря на это, слова оставались в моей памяти. Подобно тому как чертополох цепляется к рукаву сотнями колючек, прицепилась и эта фраза. Я не мог от нее избавиться. И тогда я оказался в ситуации, которая имеет лишь отдаленную связь с этой темой, – я, скажем так, познакомился с девушкой, когда один шел по Марияхиль-фештрассе вечером. Она, наверное, показалась мне симпатичной, ну, может быть, немного ветреной, потому что она, не скрываясь, обернулась, чтобы посмотреть на меня. По крайней мере, на этот раз я был уверен, что она заинтересовалась именно мной. На самом деле она, вероятно, была очень ветреной, потому что зазывно помахала мне, и тогда передо мной внезапно появились слова «пламя жизни» – один легкомысленный час, и это святое пламя погаснет навсегда! – и хотя меня раздражало это морализаторство, в такие моменты оно тем не менее срабатывало. Одна фраза была связана с другой. Она начиналась со слов «буря революции» и продолжалась бесконечными политическими и общественными лозунгами, заканчиваясь словами «священный рейх для всех немцев». Наверное, Адольф нашел какие-то фразы в книгах, но другие, я знаю, он придумал сам.

Постепенно одна формулировка развилась в компактную систему. Так как все происходящее представляло для Адольфа интерес, каждое новое явление времени изучалось им с целью понять, как оно впишется в его политическую философию.