Чтобы все это выяснить, Бахарев должен чаще бывать у Васильевых.
Это оказалось несложно, ибо Марине — она не скрывала ни от мамы, ни от друзей дома — было небезразлично, виделась она сегодня с Колей или нет.
Бахарев жил недалеко от Речного вокзалами поздним вечером они частенько гуляли по здешнему парку, шагали вдоль притихших причалов. Николай вполголоса читал стихи Тютчева и Есенина, Маяковского и Светлова. И очень редко, лишь после настойчивых требований — свои. Марина была ласкова и благодарна: считала, что ей посвящены эти вирши, это «она явилась, как неразгаданная тайна», это она и есть та самая, от которой «сердцу поэта стало теплее».
«Поэт» не кривил душой — она действительно оставалась для него «неразгаданной тайной». Все было куда сложнее, шло наперекор той схеме, которую он создал поначалу. При ближайшем знакомстве Марина казалась не такой уж взбалмошной. И круг ее интересов был куда шире, чем предполагал Бахарев. Много читала, многое знала, неплохо разбиралась в живописи, на многое имела свою особую, правда порой весьма спорную, но не легко опровергаемую точку зрения.
Как-то, возвращаясь из Театра Пушкина, они решили прогуляться по бульвару. На затененных аллеях, уютно устроившись на скамейках, щебетали парочки. Марина, озорства ради, потащила Колю на эти аллеи «вспугнуть птенчиков», а он запротестовал.
— Не надо, Марина. Я ведь тоже не всегда принадлежал к числу счастливых обладателей собственной комнаты. А тебе самой не приходилось вот так?..
— Нет, никогда… — она его резко оборвала. — Мой девиз — все или ничего. Причем желательно все. Я многого была лишена. Я тебе никогда не рассказывала про…
На мгновение она задумалась, затем мотнула головой, нахмурилась:
— Не буду. Потом как-нибудь…
— Почему?
— Не спрашивай.
Они шли молча. Каждый думал о своем.
«Вот тебе, Бахарев, еще одна загадка! Расскажет ли? А может, это ничего не значащая чепуха. Девичий всплеск. Нет, не похоже. Доверяет ли она ему? Как будто бы да…»
Они шли по Гоголевскому бульвару, навстречу ветру, тесно прижавшись друг к другу. Он первым прервал молчание, начав по обыкновению читать стихи. На память пришли строки Тютчева:
Как поздней осени порою Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною И что-то встрепенется в нас,
— Тебе понравились стихи? Не слушала? Ты о чем-то думала?
— Да… Об одном товарище по имени Николай.
— Любопытствую, какие мысли навевает фигура скромного литератора?
— Я не склонна к шуткам. Что я знаю о тебе, скромный литератор? Налетел вихрем, разметал все условности, кинул в какой-то омут. И все пошло ходуном.