Через несколько минут Пол в сопровождении чопорной Деборы Каннингем спустился вниз с запыленным, старым чемоданом в руках. Китти поспешно протерла его, суетясь, повернула маленький ключик в замочке. Запор поддался без груда. На долю секунды она застыла в нерешительности, боясь увидеть его содержимое, но любопытство взяло верх, и Китти неуверенно приоткрыла крышку.
Сначала им бросилась в глаза маленькая черная книжечка. На обложке золочеными буквами было аккуратно вытеснено «Дневник». Китти сразу узнала эту тетрадку. Судорожно вздохнув, она попыталась справиться с овладевшим ее волнением, но ноги не слушались ее, и Китти тяжело опустилась в стоявшее рядом кресло. Точно такую же она нашла после смерти мамы и теперь та, аккуратно упакованная, лежала сейчас в доме Пола.
Дебора, увидев блокнот, грустно заметила:
— Глория любила вести дневник. Может быть, вы найдете там то, что вам нужно. Я не буду мешать и оставлю вас вдвоем.
Китти даже не обернулась вслед уходящей женщины. Ее внимание полностью занимало содержание блокнота. Глория оставила еще небольшой коричневый сверток, но он поначалу совершенно не заинтересовал девушку. Она торопливо листала пожелтевшие странички, и перед ней ясно вставали дни, месяцы, годы трудной жизни близкого ей человека. В конце дневника она прочитала:
…назвали ее Сьюзен, но Дэвид сказал, что это слишком опасно. Вот почему мы собрали вещи и собираемся переехать на юг. Никто не должен знать наш новый адрес, потому что он использовал незаконное агентство по усыновлению. Мне это не понравилось, но Дэвид говорит, что иначе нельзя. А мне так хотелось иметь малютку! Он попросил меня сжечь все вещи девочки, но я не смогла. Они такие восхитительные! Я решила отослать их Деборе, Дэвиду об этом ничего не скажу. Он так устал за последнее время. Молю Бога, чтобы малышка принесла нам счастье. Я назвала ее Китти из-за инициалов на ее белье. Плохо, что ее мать теперь не сможет заботиться о ней, но я сделаю все возможное, и Китти не будет ни в чем нуждаться…
Когда Китти снова посмотрела на Пола, взгляд ее трудно было описать: в нем скрывались страх и беспомощность, ярость и злоба, нежность и нерешительность поверить в реальность происходящих событий. Но Пол, не поворачиваясь к ней, развязал бечевку и аккуратно распаковал пакет, обернутый грубой бумагой. В каком-то оцепенении оба молча рассматривали пожелтевшие детские пеленки, украшенные причудливой монограммой.
— Боже, — простонала Китти. — Это… это белье Кэролайн?
Пол нервно закашлялся, а потом, прочистив горло, глухо ответил: