— Я принесла тебе это угощение, чтобы ты примирился со своей участью.
— Здесь мне будет сложно насладиться ароматом корицы, — пошутил Митч, однако с жадностью набросился на печенье.
— Извини меня за Дорис. Она всегда защищала мою мать от посягательств мужчин, а теперь, полагаю, наступил мой черед.
— Защищала? Эта женщина просто ненавидит меня, — криво усмехнулся Митч.
— Не знаю, станет ли тебе легче, но она в любом случае возненавидела бы тебя, узнав, кто ты, — успокоила его Вирджиния.
— Черт возьми, верно, Джинни, теперь мне полегчало, — сказал он, рассмеявшись.
— Она ненавидит всех законников без исключения. Папа часто бывал в разъездах, когда был судебным исполнителем. Дорис уверена, что моя мама умерла от одиночества и от постоянного страха за его жизнь, — пояснила Вирджиния.
— То есть тетя недолюбливала твоего отца исключительно потому, что и он был судебным исполнителем? — поинтересовался Митч.
— Когда они оказывались вместе, то рычали друг на друга, подобно двум медведям в одной берлоге.
Он протянул руку за печеньем и уныло произнес:
— Кажется, я действительно попал в веселую компанию.
— Прости, что тебе придется спать здесь, — улыбнувшись, попросила она.
— Это лучше, чем на голой земле.
— Ты… ты еще долго пробудешь в Логане? — запинаясь, заставила себя спросить Вирджиния.
Он внимательно взглянул на нее, и она почувствовала, как сжалось сердце.
— Сегодня и завтра я буду здесь.
— А затем отправишься охотиться за Легри?
— Да, у меня руки чешутся рассчитаться с ними сполна.
Она хотела спросить, вернется ли он когда-нибудь в Логан, но у нее не хватило храбрости.
— Будь осторожен, — всхлипнула она, чувствуя, что слезы переполняют глаза.
Митч притянул ее к себе и быстрыми поцелуями попытался осушить слезы. Она положила руки на его сильные плечи, и он прильнул к ее губам. Рыдания сотрясли тело Вирджинии. Она опустилась к его ногам, умоляя не покидать ее. Стоун склонился к ней и запрокинул ее голову, покрывая поцелуями мокрые от слез щеки.
— Не плачь, Джинни, — шептал он. — Прошу тебя, успокойся.
Шелковистые усы щекотали шею, когда Митч прикасался к ней губами. Он приподнял ее ногу и положил себе на бедро. Вирджиния ощутила прикосновение его восставшей плоти. Ураган эмоций заставил ее обхватить бедра Митча и прижаться к твердой плоти самым сокровенным местом.
Ни один из них не услышал, как тихо отворилась дверь сарая. Тетя молча застыла на месте, застав столь неприличную сцену.
— Не знаю, кого из вас мне пристрелить, — наконец взорвалась Дорис, — этого негодяя или тебя, дуреху!
Митч, застонав, скрипнул зубами и выпустил ее ногу. Вирджиния отошла от него, поправляя платье и сгорая от смущения.