— Кто лошадей в деревне продает?
Он произнес это тем самым тоном, которым еще недавно разговаривали с ним самим — «Отдай нож», но Кулак услышал. Услышал, но не понял. Посмотрел на Лука, потер глаза, забросил их пылью, встал на четвереньки, мотая головой, потом на колени, пока наконец не проморгался.
— Что у тебя с глазами, парень?
— Вот они, — провел по лицу Лук.
— Нет! — погрозил ему пальцем Кулак, вскочил на ноги, запрыгнул на телегу, ударил вожжами по спинам лошадок и погнал, погнал их дальше по улице, едва не переехав убитой уцелевшую руку.
Лук посмотрел на Тарпа, который продолжал рассматривать собственные сапоги, и двинулся следом за Кулаком.
Улица оставалась пустынной, но вой за домами был все громче, словно кто-то видел дымящиеся линии, видел труп, но не решался подойти к нему. Через десяток домов Лук догнал телегу Кулака. Селянин, а с ним и двое молодых людей — девчушка и парень, уменьшенные копии собственного отца, разве что без усов, — помогали разгружать телегу. Лук поклонился в спину попутчику и пошел дальше. До конца деревни оставалось полтора десятка домов с каждой стороны улицы, затем высилась бревенчатая громадина трактира, за ней на пригорке вяло шевелила крыльями мельница, а напротив нее стоял вросший в землю оплот. Из-за железной двери выходили люди. Их было много, испуганные лица покрывал пот, и каждый, кто оказывался снаружи, жадно вдыхал воздух и смотрел на небо. Каждый смотрел на небо.
— Эй, любезный, — окликнул Лука белоголовый старичок. — Ну как там? Убрался этот урод или нет? Поймал кого или нет? Пагуба будет или не будет?
— Позже, — показал на небо Лук. — Чуть позже.
— Так кого поймал-то? — не отставал старичок.
— Внучку мельника, — сказал Лук.
— Что ж, — вздохнул старик и фыркнул на заохавших вокруг него женщин. — Жалко, конечно, но с другой стороны, если на нас тут всех Пагуба накатит, то она-то, считай, что уж и отмучилась. Только не внучка она мельника. Того мельника, которому она внучка, уж пять лет как схоронили. Она теперь дочка мельника. Гиенца нашего, значит. А вон и сам мельник.
Сказал старик и вдруг зажал рот. Лук повернулся к мельнице. В двух десятках шагов от нее лежал ничком крепкий мужчина.
— Бабы! — заорал старик. — Зовите кого-нибудь. Гиенца прибрать надо. Кончился наш гиенец. Что ж делается-то? — Старик пригладил дрожащими пальцами пух на лысине. — Ну ладно, я-то уж пожил. А остальным как же? — и вдруг вцепился цепким взглядом в Лука. — А ты чего хотел-то, черноглазый? Может, и ты из этих?
— Из каких? — не понял Лук.
— А вот из таких, — огрызнулся старик. — Вчера тоже сидел у меня в трактире путничек. Правда, без ножика с локоть, как ты, а с дубинкой. С палкой суковатой. Сидел, ел, зыркал во все стороны, и глаз у него тоже блестел, как у тебя. То черный, то красный, то зеленый, то еще какой, Пустота его разберет. А потом подобрался — да к двери, я только и успел монету у него стребовать да насчет жалоб испросить. Прыг на коня — и ускакал. Туда! — Старик махнул рукой на восток. — В Ак, наверное?