Жизнь в Древнем Египте (Эрман) - страница 201

Совершенно иначе обстояло дело с тем искусством, которое не было официально признано. Его развитием мы можем любоваться на многих рисунках из фиванских гробниц. Здесь мы встречаем фигуры, написанные свежо, ярко и смело, хотя видим их – так же, как во времена Древнего и Среднего царства – среди изображений простых слуг и рабов. Пленники-азиаты могли быть изображены, как хотел художник, но их надсмотрщик-египтянин должен был стоять в канонической застывшей позе[371]. Полуголая девушка, которая прислуживает гостям, может быть показана спиной к зрителю, с реалистически изображенными волосами и руками, нарисованными в перспективе; но госпожа, которой она подносит вино, должна быть «куклой старинной формы», поскольку принадлежит к верхам общества[372]. Если читатель вернется к изображению пиршества, он будет восхищен свободой, с которой нарисованы певицы и танцовщицы: очевидно, в отношении этих особ не вполне приличной профессии художнику предоставляли свободу творчества, а вернее, предрассудки, связанные с «хорошими манерами», в этом случае не вынуждали его насиловать свое искусство.

К счастью, официальное искусство не всегда было в силах устоять перед влиянием тенденции к большей свободе, и мы обнаруживаем мелкие уступки новому стилю в таких рисунках, где во всем остальном соблюдаются старые правила.

Эта тенденция не только была строго запрещена, но каралась и подавлялась так же, как и то религиозное движение, которое возбуждало народ при XVIII династии. Правда, однажды была сделана попытка подтолкнуть искусство вперед по пути свободы и заменить строгий монументальный стиль старых времен более реалистичным. Без сомнения, не было случайностью, что эта попытка реформы в искусстве совпала по времени с религиозной реформой: тот царь, который, внедряя новое учение, старался снять с религии Египта давивший ее, как он считал, гнет, попытался избавить и искусство от неестественного напряжения, от которого оно чахло. Концепция, лежавшая в основе обеих попыток, была, возможно, верной, но ни одна из них не дала прочного результата. Еще одной помехой для этих попыток изменений стал насильственный характер действий монарха. Царь, с одной стороны, желал полностью истребить старых богов, а с другой стороны, хотел полностью покончить с величавостью и спокойствием старого искусства так, что позволял новому искусству граничить с карикатурой.

Для этого революционного течения была характерна тенденция вводить в живопись новые жизнеподобные изображения на место старых избитых сюжетов, которые снова и снова преподносились зрителям. Кроме того, изображаемые на рисунке фигуры теперь полагалось писать такими, как в жизни, отчего их позы стали более естественными, а части тела прорисовывались правильнее.