— Хорошо? — чуть изменившимся голосом спросил Норман.
Виктория вздрогнула и посмотрела на него.
— Это… хорошо, — едва слышно промолвила она. Что она могла ему сказать? Что знает теперь, все поняла, почему он подменил свою жизнь чужой. Это слышалось в ужасе, безграничном одиночестве, в болезненной красоте его слов. Своей историей он попытался объяснить себе и ей то, что случилось на пустынном пирсе. В рассказе было все, думала Виктория, и главное — выраженные в словах и рассыпанные перед ней сверкающие бриллианты его души.
Как могла Виктория растолковать это Норману, сидящему рядом? Он простодушно ожидал замечаний, совершенно не подозревая о том, что открылось ей.
Всю жизнь Виктория ждала человека, который понимал бы ее и даровал такое же понимание самого себя. И вот, наконец, он пришел. Но что, если к нему вернется память? Не забудет ли он ее тогда?
Виктория вздохнула, найдя в этом определенную справедливость. Что легко дается — не ценится. Это все равно, что приобрести дорогое бриллиантовое кольцо за десять центов. Но этот-то человек сам буквально свалился к ней под ноги.
— Это… хорошо, — повторила она, безотчетно протянув ему руку.
Слегка сдвинув темные брови, Норман серьезно посмотрел на нее, медленно взял и сжал пальцы. Ответным пожатием руки Виктория высказала ему то, что невозможно выразить словами. Они поняли друг друга.
Норман прокашлялся.
— Я испытал странное чувство, когда писал. Будто речь шла обо мне самом. — Он нахмурился.
Виктория с пониманием кивнула. Ее сердце учащенно билось. Она слышала, как во время чтения его голос задрожал. Норман легко справился с волнением, но у нее самой перехватило дыхание.
— Я знаю, что во всех персонажах есть какая-то частичка нас самих, но… мне показалось, будто вижу эту сцену слишком отчетливо, словно сам был там.
Виктория вздохнула. Нельзя, конечно, безоглядно доверяться словам, но она снова и снова возвращалась к ним, пытаясь как можно глубже постичь их смысл. Да, голос Нормана дрогнул, но лишь тогда, когда он читал о гибели напарника, о том, что пришел конец их шахматным блицтурнирам, кофе вдвоем, их четырнадцатилетней дружбе. Это тот безымянный товарищ, который помог пережить смерть жены, наступившую после длительной борьбы с неизлечимой болезнью. И на этом месте у Нормана снова перехватило дыхание. Теперь Виктория твердо знала, что вся эта история произошла именно с Норманом, который, теперь хмуро смотрел в окно на воды залива, мерцавшие в лучах утреннего солнца.
Глядя на его суровый профиль, широкие плечи и узнавая его в прочитанном, Виктория пришла к выводу, что он не из тех, кто легко доверяется другим и сваливает на них свои проблемы.