Но Раддик — город маленький. Никакой анонимности, никаких дистанций и флера, чтобы сгладить острые углы, заглушить крики музыкой. Всё отдельно, у всего свое имя.
Тут воробей не пролетит незамеченным. И мертвые кричат громче живых.
За небольшой асфальтированной стоянкой сиял неоном «Квик-Пик». Припарковался рядом с машиной, подмеченной, еще когда мы с Молли ходили по окрестным домам. Подождал, пока уберутся восвояси посетители. А затем с треском захлопнул дверцу «фольксвагена», вдохнул глубоко маслянистый летний запах прогретых солнцем кирпичных стен. На мгновение Раддик показался мегаполисом.
Мои ботинки беззвучно ступали по упругому асфальту. Подошел к стеклянной двери, толкнул, ступил в глянцевую белизну нутра, миновал пластиковое разноцветье. Сунул руку за спину, вынул кольт, поднял.
Тим глядел круглыми от ужаса глазами.
— Это называется пистолет, — сообщил я ему.
Дорожка двенадцатая
В ЦЕХАХ
Иногда я вижу себя через прицел снайперской винтовки. Риски прицела делят меня на четверти, ведут. Щелк — поймали посреди стоянки, в зале бакалейной лавки, в фойе мотеля. А я и не подозреваю. Смотрю куда угодно, но не в сторону поймавших меня линз.
Иду — беззвучный, неслышный.
Тим из кожи вон лезет, чтобы мне помочь. Приятелей сдает бегом и вприпрыжку.
Я не ошибся насчет Нилла: он в самом деле потихоньку затягивает паству в круговую поруку, лелеет чувство безнаказанности, принадлежности к группе — фальшивое ощущение бандитского братства. Тиму приказали встретиться с прочей шоблой у сборочного цеха завода «Гидродайн» после закрытия «Квик-Пика». Сменить часового, если я не явлюсь вовремя. Богоугодные дела круглые сутки.
Я сказал: именно этого от него и ожидаю.
До закрытия оставалось сорок минут. По воскресеньям «Квик-Пик» заканчивал рано.
На парковку заехала машина, и я, забрав Тимов мобильник, зашел в торговый зал. Провел время, листая мужские журналы — «Максим» с «FHM», затем взялся и за нормальную порнуху.
Когда Тим закрыл кассу, я еще разглядывал женские промежности.
Тимова «хонда-цивик» оказалась тремя годами старше моего «фолька». Но я все равно слегка устыдился: надо же, езжу на колымаге из той же категории, что и едва окончивший среднюю школу прыщавый расист. И снова подумалось с сожалением про беднягу Радулова.
Неловкость я преодолел, красочно и подробно расписав Тиму, что случалось с некстати вставшими на моем пути. Поведал о паре баасистов,[49] захотевших среди пустыни моей шкуры и лишившихся своих. Про не слишком чистоплотного торговца кокой, найденного повешенным в своей квартире. Про наемного убийцу-мафиози, тело которого собирали по частям в трех разных округах.