А вот преподобный выглядел так, словно был на пределе. Я понял: он из тех выродков, чьи мозги работают только на двух передачах. Пока давят не слишком, он — монстр, супермен и мачо с большой буквы. Когда передавишь немного, все кончается: субъект обмяк и пустил слюни.
Дрожа и задыхаясь, выкаркал хрипло:
— Кто тебя н-нанял? Лейтон? Мексиканцы? Ты н-на кого работаешь?
— На Джонатана и Аманду Бонжур.
Приступ сумасшедшего смеха — будто через наждак в иссохшем горле.
— А я-то думал, здесь только я всем мозги компостирую! Слушай, парень, кончай ломаться! Уж я-то знаю.
Ага, вот оно в чем дело! Вот он, закон неожиданных последствий во всей своей тошнотворной красе. Сверкающая ослепительная истина, масляный рашпиль в заднице. И теперь мне расхлебывать. Как обычно.
— Ну и херня! — Я аж скривился от омерзения.
На пикнике я решил пойти ва-банк — спровоцировать свихнувшегося пастора на ответную агрессию, чтобы он сам себя подставил. Спровоцировал, это уж точно. Только его, похоже, и без меня подставили.
— Ты же все время копаешь под нас! — завопил преподобный. — Я знаю, ты со слюнтяем Ноленом был на «Нашроне». Он — твоя шестерка!
— Это как?
Нилл визжал, хохотал и глумился.
— Ты меня совсем за придурка держишь? Если не ты всю эту дрянь устроил, то кто же?
— Меня Бонжуры и наняли, чтобы выяснить.
— Херня это! Херня! Бред!
Тут я малость призадумался. Люди до судорог ненавидят тех, кому сделали подлость. Но едва ли меньше ненавидят и тех, кто стал свидетелем их слабости и бессилия. Нилл наверняка не исключение: уж в нем-то человечьего дерьма намешано выше крыши. Осторожней, мистер Мэннинг, обдумайте каждый шаг.
— Слушай, преподобный, — сказал я, сладко улыбаясь. — Мы можем разрулить наше дело тремя способами. Первый: ты стреляешь в Молли, я — в тебя. В такое место, чтобы ты умирал как можно дольше. А пока ты будешь подыхать, я с тобой позабавлюсь вволю, и визжать ты будешь хуже последнего негра. Способ второй: я просто стреляю в тебя. Постараюсь попасть в рот и вышибить мозги, чтобы ты не успел в Молли выстрелить. Способ третий: ты бросаешь пушку, и мы с Молли спокойно уходим.
— Да ну?! — завизжал-то как, аж эхо от жести пошло, заметалось под потолком. — С чего мне тебе верить?
Наш преподобный — мелкий трус, приучившийся брать на горло. Жалкий истерик. Шпана.
— Верить или нет — дело твое. — Я пожал плечами. — Я закоренелый травокур. Слишком ленивый, чтобы могилы копать. И ненавижу разбираться с полицией из-за трупов. Боюсь, они зароют меня по уши. И травку найдут.
Все правда, от начала до конца.