Несмотря на возраст, она прекрасно освоила компьютер, в отличие даже от более молодых сотрудниц, и мне с ней было легко. Кроме того, она была начитана, независтлива, насмешлива, и ее рассказы всегда очаровывали юмором и иронией. Мы с ней очень сдружились, и я огорчилась необходимости ее отъезда.
Она посмеивалась:
— Мы же не навеки расстаемся! Будешь звонить мне, или начнем переписываться по Интернету. А то еще лучше — возьми отпуск и приезжай к нам, мы с дочерью будем рады тебя видеть.
Каратаев помог Алевтине Сергеевне продать квартиру, попросту выкупив ее для Зины. Отмахнувшись от Зинаидиных слез и благодарственных речей, буркнул:
— Чего там, отработаешь!
В апреле Зина родила мальчика, и уже через месяц вышла на работу. К тому моменту моя дипломная работа была написана, и я улетела в Питер на защиту.
Вернувшись, уже на законном основании заняла кабинет Алевтины Сергеевны. По работе я в основном была связана с Глебом Юрьевичем, так что с Каратаевым виделась еще реже.
Иногда я подходила к окну и сквозь полоски жалюзи украдкой наблюдала, как он закуривает и усаживается в машину… А пару раз уговорила Зину и приготовила для него кофе так, как он любит, с четырьмя ложками сгущенного молока. Если честно, гадость ужасная!
Я заглянула к сметчикам. Уже выходя от них, услышала трели моего телефона.
Добежав до кабинета, схватила трубку и увидела имя тети на дисплее. Сразу поняла: мама!..
Сквозь ее слезы все-таки поняла, что маму увезли на скорой в БСМП.
Я выскочила на крыльцо с таким лицом, что отъезжавший в это время Каратаев приспустил стекло джипа и спросил:
— Ты чего такая?
— Мне в больницу надо. Мама…
Он наклонился и открыл дверцу:
— Садись.
Через несколько минут мы остановились возле кованой решетки, распугав стаю голубей.
Кажется, я даже не поблагодарила Каратаева, рванула бегом по дорожке к приемному покою.
После беседы с дежурным врачом мне стало худо: обширный инфаркт.
В кардиологический реанимационный зал меня, конечно, не пустили, и я уселась на жесткую скамью перед входом в отделение.
Откуда-то из боковой двери вышел Александр Алексеевич, в сопровождении мужчины в белом халате.
Каратаев остался со мной, а мужчина открыл дверь в отделение.
Вышел он довольно скоро, сочувственно посмотрел на меня и сказал:
— Хорошего мало, скрывать не буду. Но надежда есть. И не надо сидеть здесь, это ничему не поможет. Оставьте ваш телефон, я свяжусь с вами при малейших изменениях в состоянии больной. Договорились?
Каратаев пожал ему руку:
— Спасибо, Миша! Если что-то будет нужно, ну там, лекарства, или консультация…