Миша укоризненно посмотрел на него:
— Все сделают так, как надо, не переживай.
Каратаев привез меня к дому, но не уехал, а вышел навстречу тете, дожидавшейся нас у калитки.
Еще из машины я позвонила ей, чтобы хоть как-то успокоить.
Выслушав мой рассказ, тетя благожелательно посмотрела на Каратаева:
— Очень приятно познакомиться. Полина много рассказывала о вас.
Каратаев коротко глянул на меня, и я смутилась, а тетя с достоинством пригласила Каратаева в дом, и он согласился!
Я с тревогой переступила порог дома. Тетя, щадя меня, все привела в порядок, все вещи стояли на своих местах, и даже на постели в маминой комнате, видной через приоткрытую дверь, лежал ее любимый плед, и на тумбочке ждала недочитанная книга…
Я занялась приготовлением чая, а тетя развлекала гостя разговорами. К моему удивлению, у них даже нашлись общие знакомые.
Я достала наши любимые чашки от старинного китайского сервиза, порезала лимон на блюдечко, заварила и разлила чай.
Они тихо разговаривали, а я пила чай маленькими глоточками. Глянула на тарелку с печеньем, и вспомнила, что только вчера мы с мамой пекли его. Я терла лимон, а мама хохотала, что ей на меня даже смотреть кисло…
Мне стало невмоготу, я тихо поднялась и коридором прошла в мамину комнату. Прилегла на вторую половину кровати, свернулась калачиком. Последние дни мама себя неважно чувствовала, и я по вечерам приносила ей чай и устраивалась рядом…
Не знаю, сколько времени прошло, но неожиданно рядом со мной прогнулись пружины кровати, и сразу стало тепло. Плакать я перестала, лежала тихо. Каратаев тоже не шевелился, и я, неожиданно для себя, уснула.
Утром я открыла глаза, услышав в коридоре чьи-то шаги. Я так и спала в маминой комнате, но кто-то заботливо укрыл меня пушистым пледом.
Я торопливо поднялась. Черт, как же неловко все получилось!.. И тетя, представляю, что скажет тетя!
Я вышла, поправляя волосы, и столкнулась с Александром Алексеевичем. Волосы у него были мокрые после душа, а в руках — трубка.
— Миша звонил. — Я с тревогой глянула на него, и он заторопился: — Нет, нет, маме лучше. Она пришла в себя. Правда, видеть ее еще нельзя, но она спрашивала о тебе.
Я подняла на него глаза, и он сердито сказал:
— Вот только реветь не надо. Свари-ка лучше кофе. — Он провел рукой по потемневшей щеке: — Надо бы домой заехать, побриться и рубашку сменить. Ты как, до работы дойдешь сама или подвезти тебя?
Я вздохнула:
— Лучше я сама.
Каратаев насмешливо глянул на меня, кивнул:
— Я тоже так думаю.
Он не поминал о том, что уснул со мной рядом, а я — тем более.