Он почесал затылок:
— Признаюсь сразу: дружить с тобой я не смогу, ты для этого слишком хорошенькая, а я — слишком мужчина. Но в остальном можешь смело на меня рассчитывать. Например, могу дать тебе совет: иди-ка ты к своему Каратаеву, все равно ведь не уснешь.
— Ага, чтобы он меня еще раз выгнал! — возмутилась я.
С непоколебимой уверенностью он заявил:
— Да куда он денется?
Артур кивнул мне, и почти бесшумно спрыгнул с балкона.
После его ухода я, взбудораженная разговором и пережитым волнением, уснуть не могла. Поворочавшись с полчаса, я поднялась, набросила халатик и босиком перебежала в спальню Каратаева, нырнула в его тепло.
Конечно, он мгновенно проснулся и засмеялся:
— Какая же ты все-таки настырная!
Впрочем, обсуждать эту тему мы больше не стали.
А потом внезапно так захотелось спать, что я даже не смогла додумать какую-то важную мысль, хотя потом, утром, вспомнила о ней: Артур-то был прав!
Проснулась я от звонкого птичьего чириканья. Повернув голову, увидела и саму птаху. Она прыгала по разогретым солнцем плиткам балкона.
Я закуталась в простыню и вышла наружу.
Солнце, отражающееся от глади озера, слепило глаза, и я невольно сощурилась. Когда глаза привыкли, я увидела Каратаева. Он плыл в воде, мощными взмахами рассекая сияющую жидкость.
В озере с дна били ключи, и купаться в нем даже в самую жару решался не всякий.
Я умылась, заколола волосы, привела спальню в порядок — а Каратаев все не возвращался.
Уже слегка встревоженная, я выглянула на крыльцо дома и увидела, что он стоит, опершись на ограждение лодочных мостков, и курит.
Успокоившись, я вернулась в дом.
В кухне на столе стоял поднос с едой. Видимо, Каратаев заказал. Техника в кухне была отменная, и я включила кофе-машину, такую точно, как стояла у нас в офисе. Пошарив по полкам шкафа, нашла там банку сгущенки и хмыкнула: чему удивляться, Каратаев, по-видимому, здесь часто отдыхает.
В порыве хозяйственного энтузиазма я так увлеклась, что не услышала его шагов.
Повернувшись, заметила, что он стоит в дверях с хмурым выражением лица.
Я деловито спросила:
— Не иначе, опять воспитывать будешь?
Бахнув перед ним чашку, я уселась напротив него за стол и тщательно, с любовью соорудила себе бутерброд.
— Пей, а то твой гадкий кофе станет еще и холодным. Насколько я помню, ты этого не любишь.
Он уселся, отхлебнул кофе, отодвинул чашку. Поднял на меня тяжелый взгляд:
— Зачем ты это сделала?
Да, не так я представляла наше первое утро! Я огрызнулась:
— А зачем, по-твоему, люди это делают? Послушай, я не понимаю, что тебя так тревожит! Я — взрослый человек, и вольна поступать так, как мне хочется.