— Остальная часть дома оформлена иначе?
— Да.
— Зачем тюрьма вам, понятно. А как использовал ее предыдущий хозяин?
— Вы очень любопытная жертва. — Зверь приподнял бровь. — С вами даже интересно. Я не знаю насчет предыдущего хозяина, но дом этот стар. Очень стар. Он строился еще в те времена, когда некоторым людям было позволено многое. Правда, содержали здесь, скорее всего, женщин.
— Что, люди, которым было позволено многое, не могли позволить себе женщин без насилия? Зверь задумчиво покусал губу:
— Нет. Дело, пожалуй, в том, что с насилием интереснее. Победить всегда приятнее, чем договориться.
— Победить, а потом убить?
— Я не знаю, как тогда было принято, — честно признался Зверь. — Такие вопросы лучше задавать историкам.
— Что же знаете вы? Помимо теории и практики убийств?
— Да, в общем-то, мне ничего больше не нужно.
— Жаль. — Отец Алексий вздохнул. — Вы не самый интересный собеседник.
— Это верно. — Убийца хмыкнул. — Я обычно не развлекаю жертв разговорами. Я их убиваю.
— Ну, до этого времени нужно еще дожить.
— Не переживайте. — Зверь улыбнулся. — Доживем.
— Может, опишете пока процесс? Чтобы я хоть знал, чего ожидать.
— Отец Алексий, — в черных глазах легкая укоризна, — вы же прекрасно знаете весь процесс. Я бы сказал, знаете в подробностях.
— То есть все будет так, как в книгах? Алтарь, пентаграммы, благовония, каменный нож…
— Каменного не обещаю. Вообще, ритуальные ножи, на мой взгляд, — глупость. Набор хирургических инструментов вас устроит?
— И что будет сначала? Печень или глаза? — он спрашивал, а внутри все холодело от сжимавшейся туже и туже пружины ненависти и спокойствия. Маринке вырезали печень. Глаза лишь потом… — …она видела все, что делали с ней…
— Да, — кивнул Зверь, — видела. Если вас это утешит, могу сказать, что с ней победить и убить не получилось. Только убить.
— Почему же?
Зверь задумчиво пожал плечами:
— Трудно сказать. Мне недоставало опыта. Первое убийство чем-то сродни первой ночи с женщиной. Далеко не все получается так, как хотелось бы.
— Значит, она была первой?
— Что же, по-вашему, я к четырнадцати годам уже успел стать завзятым убийцей?
— По-моему, ты таким родился, — заметил отец Алексий.
— Ну что вы, — покачал головой Зверь, — Люди не рождаются ни убийцами, ни священниками. Ими становятся.
— Зачем же ты сделал это? Раз она была первой, ты не мог знать, что чужая смерть доставит тебе удовольствие. Почему ты выбрал именно ее?
— А имя ее не должно в моем присутствии произноситься даже мысленно? — улыбнувшись, спросил Зверь. — Дабы не осквернить? Зачем — объяснять долго и скучно. К тому же вам может показаться, что я оправдываюсь. Почему? Потому же, почему «зачем». Убийство было не целью. Всего лишь средством к достижению цели.