— Курсовую пишу, — честно ответила я.
Эгмонт вздрогнул и чуть не уронил на ногу котелок.
— Сигри, — ласково сказала я, не давая опомниться, — а скажи-ка мне, как именно принято у волкодлаков…
Следующие два с половиной часа были прожиты с большой пользой для науки. Сумрак сгустился, в лесу тоскливо заухала какая-то птица, но я хладнокровно сотворила третий пульсар и продолжила допрашивать Сигурда. За все это время Эгмонт не проронил ни слова, зато волкодлак вынужденно не умолкал. Однако всему имеется предел, и на сорок втором вопросе («Сигри, а какие именно узоры принято вышивать на свадебной скатерти?») его терпение лопнуло.
— Яльга! — хрипло возопил он. — Что ж ты такая занудная! У тебя совесть вообще есть?
— Не знаю. — Я пожала плечами, дописывая ответ на сорок первый вопрос. — А что, очень надо?
Оборотень возмущенно помотал головой, не находя слов для такой наглости, потом отцепил от пояса флягу с водой и сделал несколько больших глотков.
— Аж во рту пересохло… Да меня так в ковенской тюрьме не допрашивали!
Я скромно потупилась.
— Но ты же ведь все равно не хочешь спать, правда?
— Ты на небо посмотри! Время уже к полуночи…
— Правильно! — быстро согласилась я. — Поэтому мы должны действовать оперативно. Ну же, Сигри, чем быстрее ты расскажешь, тем быстрее мы заснем! А то я уснуть не смогу, все про эти узоры думать буду…
Волкодлак возвел очи горе.
— Эгмонт, — тоскливо спросил он, — они все у тебя такие?
— Ну почему все… — Рихтер отбросил веточку, которой он зачем-то шевелил угли в костре. — Эта худшая.
Я оскорбилась. Мне не нужна была чужая слава. Узнай близнецы аунд Лиррен, что не их именуют грозой Академии, моя участь была бы непредсказуема и ужасна.
— Это я-то худшая? — Разыграть праведное негодование не стоило ни малейшего труда. — Да я вообще примерная ученица, между прочим! Сессию закрыла без долгов… — Эгмонт заинтересованно приподнял брови, — ладно-ладно, почти без долгов! По твоему предмету — одни пятерки! А мгымбра мы, если что, почти в соавторстве придумали!
— Взломанная лаборатория, — весьма ядовито напомнил Эгмонт. — Моя лаборатория, но это, конечно, мелочи.
— Других не было, — буркнула я, однако Рихтер не обратил на это внимания.
— Лягушки, — продолжал он. — Хоровое пение под окном у Ривендейла. Стенка на олимпиаде по некромантии, из-за которой у председателя жюри глаз до сих пор подергивается. Крыша, куда кое-кто вылез в мое отсутствие. А цветок с половинчатыми листьями зачем обидела? Он-то тебе что сделал?
Я беспомощно посмотрела на Снгурда, ища поддержки, — но оборотень только усмехался, демонстрируя пресловутую мужскую солидарность.